 |
419 |
Тит Ливий
К классицистическому направлению, нашедшему наиболее полное выражение
в «Энеиде», приближается по своим идеологическим и стилевым установкам
самый значительный прозаический памятник вре-
|
|
|
420 |
мени Августа, исторический труд Тита Ливия (59 до н. э. — 17
н. э.).
Ливий вырос в староримских традициях. Город Патавий (современная
Падуя), в котором историк родился и любил жить впоследствии, славился
патриархальностью своих нравов. Во время борьбы между Цезарем
и Помпеем граждане Патавия приняли сторону сената; эти республиканские
симпатии Ливий сохранил в течение всей жизни. Он прославлял Помпея,
положительно отзывался об убийцах Цезаря Кассии и Бруте и оставлял
открытым вопрос, «от чего государство более бы выиграло, от рождения
или нерождения Цезаря». Этот несколько захолустный республиканизм
любителя старины не имел, однако, политической заостренности,
и консервативно-религиозный уклон, принятый Августом, находил
у Ливия полное сочувствие. Император, в свою очередь, благосклонно
относился к работе историка, хотя и называл его «помпеянцем».
Поклонник древнеримской «доблести» в сущности уже был человеком
империи и не принимал личного участия в политической жизни.
В период республики историография была уделом государственных
деятелей, обладавших политическим и военным опытом. Ливий — историк-литератор.
Как литератор, он продолжал традиции цицероновской прозы и отрицательно
относился к римскому аттикизму, в частности к Саллюстию: в «послании
к сыну» он рекомендовал чтение Цицерона и Демосфена как наилучших
образцов прозаического стиля. Вслед за Цицероном Ливий выступал
с работами философского и реторического характера, очень скоро
забытыми. Литературная слава его основана на монументальном историческом
произведении, к которому автор приступил в начале 30-х гг. до
н. э. и над которым работал около сорока пяти лет, вплоть до самой
смерти. Результатом этого труда явились 142 книги «От основания
города», художественное изложение всей римской истории от ее мифических
первоначал до 9 г. н. э.
Огромные размеры труда Ливия вызывали потребность в сокращенных
изданиях. Уже в I в. стали появляться «извлечения», краткие перечни
содержания отдельных книг; в период крушения античной культуры
они оттеснили самый оригинал. От полного труда до нас дошла только
четвертая часть — книги 1 — 10 (первая «декада»), доводящие повествование
до третьей Самнитской войны (293 г.), и книги 21 — 45 (третья
и четвертая «декады» и первая половина пятой), от начала второй
Пунической войны (218 г.) до победы над Македонией (167 г.). Прочее
известно по извлечениям, сохранившимся в разных видах и почти
для всех книг.
Как научное произведение, история Ливия не стоит на высоте своей
задачи. Ливий — повествователь, а не исследователь. Его труд строится
как художественное переложение сообщений предшествующих историков,
без самостоятельного привлечения документального материала. К
случайному и некритическому подбору источников присоединяется
недостаточная подготовка Ливия в военных и политических вопросах
(отсюда некоторая стереотипность его батальных картин), нечеткость
географических представлений. Наконец, по глубине осмысления исторических
событий Ливий значительно уступает таким историкам как Фукидид,
Полибий или даже Саллюстий.
|
|
|
421 |
Эллинистическая историография обычно выставляла игру капризной
Тихи в качестве движущей силы истории (стр. 232).* Мироощущение
римского патриота более активно: ход событий определяется у Ливия
моральными качествами народа и его деятелей. Прошлое представляется
ему совокупностью «примеров», хороших или дурных, указывающих,
чему надлежит подражать и чего должно избегать. Во вступлении
к своему труду Ливий приглашает читателя обратить особое внимание
на «нравы», т. е. на моральный облик масс и отдельных деятелей
в разные периоды римской истории. Высокие нравственные качества
предков, их патриотизм и любовь к свободе, мужество и самоотверженность,
благочестивый и скромный образ жизни обеспечили рост римского
государства, порча нравов стала причиной гражданских смут — такова
руководящая мысль истории Ливия. Историк-повествователь скуп на
рассуждения, но все его изложение пронизано идеализацией римского
народа и преклонением перед римским прошлым. «Римская доблесть»
противопоставляется отрицательным качествам других народов, легкомыслию
греков и галлов, вероломству карфагенян и этрусков. Любовное отношение
к старине, которым согрета история Ливия, распространяется и на
древние верования. Как мы уже видели (стр. 381 — 382), Ливий с
этой точки зрения оправдывает введение мифологических сказаний
в исторический труд. В другом месте, рассказывая о «чудесных знамениях»,
автор поясняет, что сам проникается «древним духом», когда описывает
старину.
За исключением первой книги, посвященной царскому времени, Ливий
сохраняет традиционное в римской «анналистике» погодное изложение
событий; но обстоятельность погодной хроники сочетается у него
с принципом художественной целостности отдельных повествований.
Последовательно излагая год за годом римскую историю, Ливий разбивает
события на серию коротких, законченных эпизодов; каждый такой
эпизод составляет художественное единство, имеющее своих основных
носителей действия, ясно расчлененное, не загруженное излишними
деталями. Описательный элемент не занимает у Ливия значительного
места; основное внимание направлено на наглядное изображение человеческих
поступков, в которых обнаруживаются моральные качества и душевные
движения людей Подобно эллинистическим историкам и их римским
последователям, Ливий стремится к драматическому изложению, но
в перипетиях внешнего действия он старается показать смену аффектов
действующих лиц. Массы, например, почти всегда выступают у него
во взволнованном состоянии. Характеристика исторических деятелей
состоит в вырисовывании нескольких основных, доминирующих черт,
способных произвести сильное впечатление на читателя. Все это
вполне сочетается с художественными установками классицистического
направления и близко напоминает стиль «Энеиды».
Патриотическими и художественными особенностями определяется
и отбор и освещение материала. Ливий рассказывает о войнах, народных
волнениях, о столкновениях в сенате и народном собрании.
|
|
__________
* На этой же точке зрения стоит другой историк времени Августа, близко
придерживающийся эллинистических источников и сдержанно относящийся к
внешним успехам «римского счастья», романизованный галл Трог Помпей; его
всеобщая история (за вычетом римской) в 44 книгах дошла до нас в извлечении
некоего Юстина.
|
|
422 |
Культура и быт прошлого, с их архаическими особенностями, не
привлекают внимания повествователя, учено-антикварный материал
дается лишь мимоходом.
Анналистика последнего века республики изображала социальную
борьбу древнего Рима в сильно модернизованных красках, перенося
в прошлое партийные лозунги современности. Ливий доверчиво воспроизводит
это тенденциозное изложение, но старается смягчить острые углы
и, несмотря на свои явные аристократические симпатии и нелюбовь
к «толпе», придает своему повествованию гораздо более благодушный
характер.
Эмоциональный стиль рассказа поддерживается речами. Почитатель
Демосфена и Цицерона придает, разумеется, большое значение этому
необходимому в античности элементу художественной историографии.
Речей у Ливия много, но все же они не заслоняют основной повествовательной
стороны. Служат они для характеристики исторических персонажей,
а также для разъяснения политических ситуаций и точек зрения той
или иной общественной группировки. Составлены эти речи, конечно,
самим Ливием; исторические деятели всех периодов не только разговаривают
ливианским стилем, но и высказывают мысли и чувства, свойственные
времени Августа. Кабинетное красноречие Ливия не лишено, однако,
литературных достоинств: автор обладает даром убедительной аргументации
и ораторским пафосом. По художественной силе речи не уступают
повествованию, и они в немалой мере способствовали литературному
успеху труда Ливия.
В области стиля Ливий следует принципу «обилия» речи, установленному
Цицероном. Для исторических произведений Цицерон выставлял требование
мягкой и равномерной текучести изложения. Ливий так и поступает;
не гоняясь за эффектами «декламационной» манеры, он обстоятельно
развертывает свои мысли в длинных, порой даже чрезмерно длинных
периодах.
Первые книги, посвященные древнему Риму, слегка окрашены архаизирующим
языковым колоритом. Литературный противник Ливия из аттикистического
лагеря, Асиний Поллион, находил в его языке элементы провинциализма;
суждения других античных критиков более благосклонны: Квинтилиан,
например, прославляет «сверкающую чистоту» и «млечную патоку»
Ливия и сопоставляет его с Геродотом.
Ливий еще при жизни стал литературной знаменитостью. Его история
вытеснила произведения почти всех прежних анналистов и сделалась
основным источником сведений о республиканском периоде.
Прославитель древнего Рима оставался непререкаемым авторитетом
и для гуманистов. Данте говорил о «Ливий, который не заблуждается».
Еще Макиавелли (1465 — 1527) в «Рассуждениях о первой декаде
Тита Ливия» с полным доверием повторял легенды, передаваемые римским
историком; начиная с конца XVII в., историческая критика стала
открывать научные недостатки труда Ливия, но он еще долго оставался
образцом художественной историографии. Величавые образы деятелей
римской республики, вошедшие в новоевропейскую литературу, основаны
на биографиях Плутарха (стр. 245) и на истории Ливия.
|
|
|
|
 |