А.В. Петров

Платоновское понятие мифа в интерпретации афинского неоплатонизма

Мы предлагаем поставить вопрос о степени совместимости учения афинского неоплатонизма в лице его виднейшего представителя - Прокла, с учением его основателя и обратить внимание на трудности, возникающие у неоплатоников при согласовании столь важного учения как теургия с платоновским корпусом.

Сочинения Платона имели в позднем неоплатонизме статус сакральных текстов: с их помощью обосновывались нововведения, они приводились в качестве аргументов в научных спорах, противоречие с ними свидетельствовало об ошибке рассуждения. Мир платоновских диалогов был для неоплатоников эпохи заката античности самостоятельной реальностью, и как всякая реальность они нуждались в анализе и интерпретации.

Авторитет Платона не сравним с авторитетом других философов. Мы никогда не встретим в адрес его упреков, которые порой предъявляются Проклом Аристотелю, Порфирию и даже Ямвлиху. Платоновские творения принадлежат к другой среде. Орфей, Гомер, Гесиод, Халдейские оракулы, - богоданная литература, более близки к платоновским сочинениям по тому пиетету с которым относится к ним Прокл.

Поэтому достаточно ясно, в какой неприятной ситуации оказывался человек, вынужденный противоречить мнению Платона. Надо сказать, что противоречий с Платоном у неоплатоников отмечается не так уж много, много чаще встречаются взаимные упреки в некорректности или необязательности истолкования. Количество и степень натянутых истолкований платоновского текста естественным образом росли по мере формирования новых концепций. Нам представляется, что максимальные трудности вызвало усвоение учения, известного под именем теургии.

Впервые оформленное неким Юлианом, оно вызвало интерес Порфирия и было включено Ямвлихом в состав неоплатонической философии. Это учение, представлявшее собой соединение философии и магии, принесло с собой целую палитру новых понятий и оказало существенное влияние на систему ценностей неоплатоников. Внедрение теургии в философию повлекло за собой формирование новых проблем, с трудом выразимых на языке Платона и требующих изрядной изощренности при попытках обосновать их текстом платоновских сочинений. Платоновские идеи вместо прочного фундамента, какими они являются в учении о Едином, Уме, Душе и Космосе, становятся скорее небольшими строительными блоками нового здания. Такая ситуация складывается в прокловском учении об имени, то же самое мы видим и в его понимании мифа.

Давайте обратимся к тому, что Платон дает неоплатонику в сфере теоретической мифологии. Прежде всего следует заметить, что Платон нигде не излагает связной теории мифа. Многочисленные разрозненные упоминания создают весьма пеструю картину, при анализе которой можно установить, что Платон не ко всем мифам относится негативно, хотя свободно ругает Гомера и Гесиода за их непочтительные высказывания о богах. Эта непочтительность является основной причиной неприятия Платоном традиционной мифологии. Однако, очищенная от всего постыдного, мифология расценивается Платоном как полезная и активно используется им самим. Мифология для Платона - вид подражательного искусства, мимесиса, и в силу этого она уже несовершенна.

Если мы перейдем к Проклу, то сразу же увидим ту проблему, которую он вынужден решать в первую очередь, и которой он действительно уделяет значительное количество текстов. Мы уже упоминали, что не только диалоги Платона, но и сочинения Орфея, Гомера, Гесиода, а также Халдейские оракулы обладали статусом священных текстов. А поэтому задача Прокла, как нам представляется, состояла в том, чтобы обосновать максимально высокий статус традиционной мифологии в ее первозданном виде: то есть, с сохранением всех постыдных образов. Если судить по существу, то Прокл прекрасно справляется со своей задачей.

Аргументация его сводится к следующему: 1) очевидно, что боги не при каких обстоятельствах не могли совершать того, что приписывается им в этих мифах; 2) следовательно, сама непристойность сюжетов наводит на мысль о необходимости истолкования; 3) богобоязненный поэт мог бы приписать богам деяния вымышленные, но достойные, если же он приписывает им недостойные деяния, то для этого должны быть глубокие причины. К таким причинам относится: a) то, что такие образы угодны богам; b) то, что выражаемое ими невозможно выразить иначе. 4) Обе этих причины получают весьма солидное развитие. Первая, связывающая мифологические образы с самими богами, находит свое завершение в учении о символах, или, правильнее сказать, синфемах, согласно которой данный мифологическй образ является адекватной, специфически соответствующей формой репрезентации некоего божественного атрибута. Вторая причина, указывающая на затруднительность иного выражения, чем предложено в мифе, развивается в теорию о неизреченной истине богов, согласно которой божественная истина, существующая неизреченно в самих богах, если она будет представлена в правдоподобном виде в человеческой речи, то есть на более низкой ступени бытия, она, очевидно, окажется выраженной неадекватно, поскольку невыразимое на божественном уровне не может быть выразимо на человеческом. А отсутствие правдоподобия в мифологическом повествовании будет более адекватным, ибо сохраняет невыразимость.

Вершиной всей этой конструкции является в чистом виде теургическое учение о мифе. Здесь миф, во-первых, представляет собой двустороннюю конструкцию: с одной стороны, он прикрывает истину за иносказаниями, с другой - отпугивает непосвященных. Во-вторых, за счет указанного выше специфического соответствия с богами, он рождает в душах посвященных симпатию с этими богами. Постыдные образы, истолкованные как синфемы, располагаются в уме слушающего как магические принадлежности внутри статуи, в которую теург призывает бога. Результатом возникшей симпатии - и в магическом акте, и при слушании мифа - является нисхождение бога к призывающему: в случае с мифом результатом этого оказывается понимание неизреченной истины.
Такова ситуация, складывающаяся по существу. Но нас интересует еще и то, как Прокл решает проблему связи этой теории с учением Платона. Теория эта редко обосновывается текстами Платона и те высказывания, на которые ссылается Прокл, имеют в сочинениях Платона маргинальный характер. На основании этого противники могли бы обвинить Прокла как в надуманности истолкования, так и в его необязательности.

Более существенными представляются ситуации, когда Прокл вынужден вступать в конфликт с суждением Платона. Он это делает как минимум дважды. Первый раз, когда отводит гомеровским мифам теургический статус, то есть помещает их на более высокую ступень отображения смысла, чем философские произведения. Второе противоречие между Платоном и Проклом касается понимания мифа как мимесиса. С первой трудностью Прокл почти справляется. Он предлагает различать разные типы мифов в соответствии в их целями и соглашается с Платоном в том, что мифы, имеющие целью воспитание юношей, не должны содержать постыдных образов, но должны поучать непосредственно на добрых примерах; те же мифы, которые имеют целью подвести человека к единению с богом, по необходимости должны содержать такого рода образы в качестве неизреченных синфем. Благодаря такому разделению Прокл уменьшает опасность своей позиции, теперь его снова можно упрекнуть в надуманности или некорректности интерпретации, но не в противоречии с платоновским текстом.

В случае с пониманием мифа как подражания ситуация сложнее. Прокл категорически отказывается считать миф мимесисом: если миф есть подражание, то постыдные образы невозможны, ибо подражать доброму через злое нельзя. Поэтому Прокл настаивает на том, что миф есть специфически соответствующее изображение. (Заметим в скобках, что для Прокла тот, кто прибегает к подражанию в лучшем случае - художник, а тот, кто пользуется изображением - не меньше чем демиург).

Можно предположить, что рассуждение Прокла, направленное на согласование с Платоном его антиплатоновской позиции, приведет к тому же результату, который обнаруживается в аналогичной ситуации с учением об имени. То есть, будет введено двойственное понятие мифа: с одной стороны, миф как миметическое творение (низшая форма), с другой - миф как теургическая деятельность (высшая форма). Однако, и такое решение связано с трудностями.