Немного найдётся в науке об античности тем, о которых писали бы больше и противоречивее, чем о принципате Августа. И, хотя научные споры вокруг созданной им политической системы не затихают до сих пор, сегодня мы также далеки от решения проблемы, как и в конце прошлого столетия. Более того, в исторической литературе последних десятилетий всё настойчивее проводится мысль о принципиальной невозможности решения данного вопроса. Слишком многое препятствует этому: и несовершенство современной политической терминологии, обнаруживающиеся при попытках дать адекватные определения древнеримским политическим реалиям; и методы, сознательно и бессознательно применявшиеся принцепсами, чтобы привести в соответствие внешние конституционные формы режима с его внутренним содержанием; и естественная склонность исследователей к модернизации исторической действительности.

Автор этих строк отнюдь не претендует на то, чтобы дать решение столь сложной и запутанной проблемы, создав, наконец, научную теорию принципата Августа, адекватно отражающую его неоднозначный и внутренне противоречивый характер. Цель настоящего небольшого очерка состоит, скорее, в том, чтобы попытаться описать власть Августа, отталкиваясь от тех выводов, которые были сформулированы в трудах его предшественников. Нам представляется, что в качестве таких отправных точек могут быть выделены следующие пять положений.

Во-первых, власть Августа складывалась постепенно, в течении ряда лет. Её возникновение не было результатом какого-то единовременного политического акта. Во-вторых, правовой основой власти Августа были проконсульский империй и трибунская власть, дополненная и расширенная при помощи ряда специальных полномочий. В-третьих, помимо правовой, выраженной в potestas и imperium, власть Августа имела ещё и внеправовую сторону, и вопрос об их сосотношении представляется столь же важным, сколь и трудно разрешимым. В-четвёртых, материальной основой фактического единодержавия Августа был огромный перевес сил на его стороне: за ним стояли армия и мощная личная партия. В-пятых, хотя Августу, путём различных политических ухищрений удалось придать своему режиму видимость легитимности, его успех на этом пути не был полным и окончательным. В органическую часть политической структуры Римского государства принципат превратился гораздо позднее, и без учёта этого обстоятельства нельзя понять последующую эволюцию режима при Юлиях-Клавдиях и Флавиях.

Учитывая сжатый характер нашего изложения, подробное раскрытие каждого из обозначенных выше тезисов не представляется возможным, и мы позволим себе ограничиться только самыми общими поневоле декларативными замечаниями.

Важнейшие базовые элементы власти Августа, проконсульский империй и трибунская власть, сформировались на завершающем этапе гражданских войн и в течение первого пятилетия его самодержавного правления (27-23 гг. до н. э.). Последующие изменения и дополнения не носили принципиального характера и, по существу, лишь затыкали бреши, время от времени обнаруживающиеся в правовом статусе принцепса. Некоторые из прерогатив, полученных Августом после 23 г. до н. э., такие как, например, консульские инсигнии или титул отца отечества были почётными атрибутами власти правителя, знаками высокого достоинства и авторитета первого гражданина государства (princeps civitatis). Наибольшее практическое значение среди них имел сан верховного понтифика, сделавший Августа, не только реально, но и юридически, главным блюстителем государственного культа.

Tribunicia potestas и imperium majus образоввывали как бы два столпа власти Августа: его трибунские полномочия позволяли ему руководить политической жизнью римской гражданской общины, а проконсульский империй - управлять провинциями, вести войны, заключать договоры о мире и, в целом, направлять внешнюю политику римского государства.

Рядом с империем и трибунской властью стояло морально-политическое влияние личности правителя - auctoritas Augusti. Не будучи властью в строгом юридическом смысле, авторитет Августа, тем не менее, мог служить основанием для вмешательства принцепса в любую область государственного управления и политики, в дела, затрагивающие интересы как государства, так и частных лиц. Если auctoritas Августа была влиянием его личности, влиянием, которое воспринималось как естественное следствие его исключительных заслуг перед государством и высокого положения, то преемники основателя империи видят в auctoritas своё исконное, а отнюдь не приобретённое право, и пытаются подвести под это понятие соответствующую правовую базу. Эта тенденция к постепенной трансформации режима личной власти в государственный институт нашла своё отражение в lex de imperio Vespasiani (CIL, VI, 930).

Любая власть, будь она формально-правовой или личной, ничто, если за ней не стоит реальная сила. У Августа такая сила была. 25 легионов и не уступающий им по численности корпус вспомогательных войск, преторианские и городские когорты в Риме, материальные ресурсы провинций, занятых императорской армией, формирующийся бюрократический аппарат, столичная чернь, которую Август кормил и развлекал - вот они реальные основы его авторитарной власти. Не будь их, принципат никогда бы не перерос рамки республиканской магистратуры, наделённой весьма широкими, но отнюдь не безграничными правами.

Режим Августа подкреплялся мощной, организованной в различных формах политической пропагандой: монументальное искусство, широкая строительная программа, литература, монеты и т. д. Образ принцепса как божественного установителя мира, победителя врагов республики и восстановителя государства (restitutor rei publicae) был, по-видимому, прочно внедрён в сознание римлян. Вокруг Августа уже при жизни начал создаваться культ, и нам представляется, что в его насаждении важную роль играло не только давление сверху, но и ещё более сильное стремление снизу. Наделённый непререкаемым авторитетом национальный вождь и спаситель отечества Август более 40 лет управлял империей, можно сказать, с согласия и одобрения всего римского народа. Это позволяло ему придерживаться очень либерального для столь неограниченного правителя политического курса. Идиллия в отношениях власти и общества не была при нём нарушена сколько-нибудь значительными эксцессами. Лишь при его преемниках сущность принципата как авторитарной диктатуры, в конечном итоге основанной на военной силе и узурпации, выходит наружу. Не имея того почти божественного статуса, каким в глазах римлян обладал Август, его наследники компенсируют этот недостаток своего положения фактором силы, опираясь на которую жёстко навязывают обществу свою волю.