ПАЛЬЦЕВА Л.А. Из истории архаической Греции: Мегары и мегарские колонии

Работа выполнена на кафедре истории древней Греции и Рима исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.
Официальные оппоненты:
     доктор исторических наук, профессор Г.Л.Курбатов
     доктор исторических наук, профессор И.В. Пьянков
     доктор исторических наук, И.А.Шишова
Ведущая организация: Институт истории материальной культуры РАН

Актуальность темы исследования.

Одной из важнейших проблем истории древней Греции является проблема становления полиса как основной формы политической и социальной организации античного общества. Интерес к теме полиса чрезвычайно высок как в зарубежной, так и в отечественной историографии последних десятилетий. [1] Как правило, работы, посвященные происхождению и начальным этапам развития полиса, основываются на материале тех греческих городов, история которых нашла наиболее полное отражение в источниках. К числу таких городов относятся в первую очередь Афины, для которых античная традиция сохранила немало свидетельств, позволяющих довольно отчетливо представить последовательные этапы формирования афинского полиса. Вместе с тем для многих городов Греции мы имеем весьма скудную информацию, не дающую целостного представления о процессе их развития в древнейшие времена. И все же очевидно, что общая картина становления греческого города-государства была бы неполной без тех штрихов, которыми дополняют ее сведения об истории "малых" полисов, не занимавших ведущего положения в системе греческих государств классического периода. Таким полисом были, в частности. Мегары - город, переживший свой расцвет в эпоху архаики и к концу этого периода потерявший значение одного из наиболее развитых полисов Древней Греции. По уровню социально-политического развития в архаический период Мегары вполне сопоставимы с такими крупными городами того времени, как, например, Коринф, Халкида, Афины и Милет. Важным показателем высокого уровня развития социальных и политических процессов в Мегарах в данный период является, в частности, активное участие города в Великой колонизации VIII-IV веков до н.э.

Изучение истории Мегар в архаическое время и в предшествующие ему "темные века" позволяет еще более наглядно представить те процессы, которые сопровождали становление греческого города-государства. Особый интерес для исследования представляет мегарская колонизация, результатом которой явилось основание ряда городов в Сицилии, на берегах Мраморного и Черного морей. Некоторые из этих городов (например, Византии) достигли в древности большой известности и процветания. Исследование вопросов, связанных с мегарской колонизацией, дает возможность уяснить ряд общих закономерностей, характеризующих греческую колонизацию в целом, и, прежде всего, позволяет уточнить представление о причинах этого явления, сыгравшего огромную роль в экономической и социально-политической жизни Греции.

Степень разработанности темы. Первые попытки систематизации исторических свидетельств, касающихся древних Мегар, и создания на их основе общих очерков истории города относятся к первой половине - середине XIX в. [2] Позднее появляется ряд исследований, авторы которых обращаются к изучению конкретных вопросов - топографии, [3] сказаний о мифических мегарских царях, [4] государственного устройства и политической истории Мегар. [5] Наиболее подробно эти сюжеты изложены в книге Е. Хайбаргера, рассматривающего историю Мегар с древнейших времен до конца эллинистического периода. [6] Будучи первым опытом комплексного изучения проблем мегарской истории, обозначившихся к тому времени, данная работа отличается вместе с тем недостаточно критическим отношением автора к источникам. Это особенно заметно в предлагаемой Е. Хайбаргером реконструкции древнейшего прошлого Мегариды.

Достаточно основательная и взвешенная статья Э. Мейера, помещенная в Реальной энциклопедии, затрагивает широкий круг вопросов мегарской истории, однако интересующий нас период представлен в ней слишком кратко и неполно. [7] Наиболее обстоятельно древнейшее прошлое Мегар исследуется в труде К. Ганеля, опубликованном в 1934 г. [8] Работа охватывает додорийский период истории Мегариды, период дорийского завоевания, а также эпоху Великой колонизации. Особый интерес автор проявляет к проблемам формирования культовой системы Мегар и развития государственного строя, в то время как многие вопросы внешнеполитической и социально-политической истории полиса оказываются либо недостаточно освещенными, либо вообще не затрагиваются.

К числу наиболее значительных трудов по мегарской истории, появившихся в последние десятилетия, относится работа Р. Легона, в которой большое внимание уделяется процессу становления мегарского полиса, его связям с соседними государствами, событиям внутриполитической истории, а также колонизационной деятельности Мегар. [9] Для реконструкции социально-политического развития Мегар в VI в. до н.э. огромное значение имеют многочисленные работы, посвященные творчеству Феогнида. [10]

В отечественной историографии история Мегар, к сожалению, не нашла столь полного и всестороннего освещения. Наиболее хорошо изученными в нашей науке являются, пожалуй, лишь проблемы, связанные с творчеством Феогнида, которым посвящено несколько работ А.И. Доватура [11] и статья М.В. Скржинской. [12]

Из других работ, касающихся разрабатываемой нами темы/ следует назвать исследование В.В. Латышева о мегарском календаре, [13] а также его статью о государственном строе Херсонеса Таврического, в которой широко используются данные об устройстве Мегар и мегарских колоний. [14] Древнейшее прошлое Мегар нашло отражение в статье М.Н. Ботвинника, затрагивающей проблему дорийского завоевания Мегариды. [15] Теме мегарской тирании посвящена статья Т.Ф. Новиковой, [16] ряд положений которой (в частности, тезис об антидорийском характере тирании Феагена) требует пересмотра на современном уровне исследования проблемы.

Представленный обзор научной литературы, посвященной Мегарам, со всей очевидностью показывает, что история Мегар нуждается в дальнейшем исследовании, учитывающем, по возможности, те аспекты ранней истории Мегар, которые могут пролить свет на проблему формирования мегарского города-государства и - в более широком плане - на проблему становления полиса в древней Греции. Недостаток подобного рода работ особенно ощутим в отечественной историографии, где до сих пор нет ни одного крупного исследования, посвященного Мегарам. Особого внимания заслуживает тема мегарской колонизации, изучение которой позволяет во многом уточнить и углубить наши представления о ходе и характере Великой греческой колонизации.

Источниковая база исследования. В дошедших до нас литературных источниках ранняя история Мегар освещена очень неполно и отрывочно. К сожалению, до нас не дошло ни одно из специальных сочинений, посвященных этому полису. Местная мегарская историческая школа представлена именами четырех писателей, и только от двух из них - Диевхида (IV в. до н.э.) и Герея (III в. до н.э.) - сохранилось незначительное количество фрагментов, часть которых затрагивает события ранней истории Мегар. Данные местных мегарских источников были, очевидно, использованы Аристотелем при составлении "Мегарской политии", от которой до нас дошли немногочисленные фрагменты (FHG. Т. II. Р. 140). На Аристотеля, как полагает В. Холидей, опирался Плутарх, упоминающий в "Греческих вопросах" некоторые факты истории архаических Мегар (Plut. Quaest. Gr., 16, 17, 18, 59). Для исследования древнейшего прошлого Мегар важны также данные Страбона (Strab., IX, 1, 4-12, р. 391-395 и др.) и особенно Павсания, который включил экскурс об этом городе в I книгу "Описания Эллады", посвященную Аттике (Paus., I, 39-44). Некоторые сведения о ранних Мегарах содержат сочинения Геродота, Фукидида и других авторов, вплоть до поздних лексикографов. Большое значение для изучения социально-политических процессов, происходивших в Мегарах в VI в. до н.э., имеет поэзия Феогнида.

Особую категорию источников составляют сочинения, в которых в той или иной связи упоминаются мегарские колонии. Помимо уже названных выше Фукидида и Страбона важные сведения по этому вопросу дают Псевдо-Скимн, Полиэн, Аполлоний Родосский, Диодор, Арриан, Юстин, Евсевий, Стефан Византийский и другие древние авторы.

Гораздо менее информативны эпиграфические и археологические источники. Мегарские надписи в массе своей относятся к позднеклассическому времени, и лишь немногие из них могут косвенным образом пролить свет на ход политического развития Мегар в предшествующий период. Археологические раскопки на территории Мегариды были, как правило, эпизодическими, и для рассматриваемого нами времени дают очень немного материала. В древних Мегарах открыты остатки циклопических стен крито-микенской эпохи; к тому же времени относится серая ("минийская") керамика, найденная в Мегарах и Нисее. Интересные результаты дали раскопки сооруженного тираном Феагеном водоема, о котором упоминает Павсаний (Paus., I, 40, 1). В целом, однако, вещественные памятники играют весьма ограниченную роль при воссоздании ранней мегарской истории, являясь лишь материальным подтверждением тех сведений, которые предоставляет нам литературная традиция.

Предмет и задачи исследования. В диссертации исследуется внутриполитическая и внешнеполитическая история Мегар в период, последовавший за дорийским вторжением, когда в недрах греческого общества вызревали предпосылки полисного строя и происходило формирование новой для Греции формы социально-политической организации общества в виде города-государства - полиса. Хронологически работа охватывает период с XI по VI века до н.э., причем основное внимание уделяется так называемому архаическому периоду (VIII-V1 вв. до н.э.). Основной задачей исследования является реконструкция социально-политических процессов, протекавших в Мегариде в указанное время. Учитывая скудость источниковой базы, мы считаем необходимым использовать, насколько это возможно, местную легендарную традицию, пытаясь извлечь из нее максимум исторической информации. Рассматривая колонизационную деятельность Мегар, мы обращаем внимание прежде всего на те факторы, которые позволяют составить представление о причинах, побудивших Мегары к выведению колоний, поскольку мотивы и цели основания той или иной колонии говорят о тенденциях социально-экономического развития метрополии в соответствующий период ее истории. Взятые в совокупности, представленные в работе материалы позволяют достаточно полно реконструировать процесс формирования Мегарского государства, что, в свою очередь, дает новые возможности для изучения проблемы становления греческого полиса.

Методологическая основа исследования. Методологической основой диссертации является комплекс разработанных антиковедением методов анализа и критики исторических источников. Во всех случаях, когда античная традиция дает несколько версий, относящихся к одному и тому же событию, мы используем всю совокупность свидетельств, сравнивая разные версии, выявляя заложенные в них тенденции и пытаясь, насколько это возможно, определить степень их достоверности. В работе используется также сравнительно- историческии метод, позволяющий восстанавливать социально-политические процессы, протекавшие в Мегариде после дорийского вторжения, путем привлечения сравнительного материала из других областей и городов Греции.

Научная новизна работы. Данная работа является первым в отечественной историографии опытом систематического исследования ранней истории Мегар, основывающегося на всей совокупности источников по данной теме. В работе широко используются сохраненные античной традицией местные легенды и предания Мегариды, анализ которых позволяет выявить определенные тенденции социально-политического развития Мегар в период темных веков и ранней архаики. Впервые в широком объеме рассматривается мегарская колонизация, ставшая определяющим фактором истории Мегар архаического периода. На основе изученных материалов делаются выводы о характере той или иной колонии и мотивах ее выведения, что дает основание для конкретизации и уточнения представлений о причинах такого сложного и многопланового явления, как Великая греческая колонизация. Комплексный анализ широкого круга источников по истории архаических Мегар позволяет автору пересмотреть целый ряд положений, высказывавшихся в работах предшественников.

Практическая значимость работы. Данные настоящего исследования могут использоваться преподавателями исторических факультетов университетов при составлении общих курсов по истории древнего мира, по истории древней Греции, истории греческого государства и права, а также при разработке спецкурсов и спецсеминаров по проблемам греческой колонизации, раннегреческой тирании, источниковедению и т.п. Материалы и выводы диссертации могут стать основой для дальнейших научных исследований по широкому спектру вопросов - как при изучении в целом истории архаической Греции, так и при разработке проблем истории отдельных полисов этого периода (Афины, Коринф, Милет и др.). Следует подчеркнуть особую важность собранных в работе материалов по истории основания мегарских колоний, что дает возможность более активно использовать их в научных исследованиях, посвященных Великой греческой колонизации.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации были изложены автором на заседаниях кафедры истории древней Греции и Рима СПбГУ. По материалам работы неоднократно делались доклады на научных сессиях исторического факультета ЛГУ "Проблемы отечественной и всеобщей истории" (1984 г., 1986 г., 1988 г.); на межвузовских научных конфренциях "Проблемы античного полиса" (1985г., 1988 г.); в последнее время - на конференциях, проводившихся кафедрой истории древней Греции и Рима и Центром антиковедения СПбГУ: "Античное общество: проблемы истории и культуры" (1995 г., 1996 г., 1999 г.), "Жебелевские чтения" (1998 г., 1999 г.). Материалы работы изложены в монографии и серии научных статей.

Структура и содержание работы. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и приложения, включающего указатель имен и указатель географических и этнических наименований.

Во введении обосновывается актуальность темы, дается обзор источников и литературы, а также излагаются цели и задачи исследования.

Первая глава - "Территория и население Мегариды" - состоит из трех параграфов. Первый параграф посвящен географическому положению и природным ресурсам Мегариды. В работе отмечается, что эта область занимала в Греции особое положение. На протяжении всей истории страны через ее территорию осуществлялись разнообразные контакты населения Средней Греции и Пелопоннеса (от торговых связей до военных вторжений). Это не могло не отразиться на исторических судьбах самой Мегариды, жители которой подвергались различным влияниям и воздействиям со стороны соседей. Одной из особенностей географического положения Мегариды являлось то, что, подобно Коринфии, она имела выход в два моря - Эгейское и Ионическое. На берегу Саронического залива Эгейского моря располагалась главная гавань Мегар - Нисея. Два других порта - Паги и Эгосфены -располагались на побережье Коринфского залива, через который мегаряне получали выход в Ионическое соре и далее к побережью Италии и Сицилии.

Природные условия Мегариды во многом обусловили ее экономическое развитие, быт и занятия населения. Ограниченность земельных ресурсов, скудость и каменистость почвы не позволяли заниматься земледелием в широких масштабах. Мегаряне довольно рано встали перед необходимостью расширять свой земельный фонд за счет аннексии соседних территорий и выведения колонии в отдаленные районы Средиземноморья и Причерноморья. Географическое положение Мегариды как нельзя лучше способствовало развитию посреднической торговли - как сухопутной, так и морской. Развитие ремесла и торговли до известной степени компенсировало отсутствие условий для расширения сельскохозяйственной деятельности. Начиная с VIII в. до н.э. Мегары входили в число наиболее развитых торгово-ремесленных полисов Греции.

Во втором параграфе рассматриваются свидетельства источников о древнейшем населении Мегариды. Согласно представлениям древних авторов, древнейшими обитателями Мегариды были карийцы и лелеги (Paus., I, 39, 5-6; IV, 36, 1; Strab., VII, 7, 1, p. 321; Ovid., Metamorph., VII, 443; VIII, 6). В античной традиции эти народы, так же, как пеласги, дриопы и кавконы причисляются обычно к догреческому, варварскому населению ранней Греции (Homer. II., II, 867; Strab., VII, 7, 1, p. 321; Paus., I, 41, 8). Данные топонимики также говорят о наличии в Мегариде догре-ческого языкового слоя. Негреческое происхождение имеют топонимы Нисея, Миноя, Кария. Некоторые ученые усматривают негреческий корень в названии Мегар. [17]

Период, последовавший за вторжением на юг Балканского полуострова греческих племен, отражен в источниках также неполно и схематично. В мегарской традиции появление новой этнической группы изображается как приход к власти новой царской династии. Лелегскую династию, последним представителем которой был Пилас, сменила династия, основателем которой являлся Пандион (Apollod., Ill, 15, 5-6; Paus., I, 39, 6). Поскольку Пандион считался вместе с тем одним из древних царей Афин, его появление в мегарской генеалогии можно рассматривать как результат признания мегарянами этнической близости населения Мегариды и Аттики в додорийское время. Действительно, в источниках сохранилось воспоминание о том, что в период до дорийского завоевания Мегарида, так же, как и Аттика и некоторые другие области, была заселена ионийцами (Strab., IX, 1, 5, р. 392). Традиция свидетельствует о том, что ионийское население сохранило свои позиции в Мегариде и после того, как в Пелопоннес вторглись дорийцы.

В третьем параграфе исследуется вопрос о вторжении дорийцев в Мегариду. Геродот связывает приход дорийцев в Мегариду с походом пелопоннесцев против Аттики в период правления афинского царя Кодра (Herod., V, 76).В этом свидетельстве, самом раннем из дошедших до нас, не указывается, какие именно дорийские центры Пелопоннеса принимали участие в доризации Мегариды. Такие указания появляются в более поздних источниках, которые воспроизводят все ту же легенду о дорийском походе в Аттику во времена Кодра. Исследуя данные источников, автор приходит к выводу о том, что особого внимания заслуживает сохраненное Страбоном свидетельство об участии в доризации Мегариды дорийцев, пришедших из Аргоса (Strab., XIV, 2, 6, р. 653) . До нас дошло немало свидетельств, подтверждающих наличие особо тесных связей Мегар с Арголидой в период, последовавший за дорийским вторжением. Вместе с тем, нельзя отрицать наличия рационального зерна и в данных об участии в заселении Мегариды коринфян, жителей ближайшей к Мегариде дорийской области. [18]

Дорийское завоевание предопределило начало качественно нового этапа в истории Мегариды. С приходом дорийцев Мегары становятся резиденцией дорийских царей и спустя некоторое время центром объединения ранее самостоятельных общин восточной части Истмийского перешейка.

Вероятно, доризация Мегариды происходила в течение длительного периода. Древние авторы, повествующие о походе пелопоннесцев против Аттики, говорят о появлении с Мегариде одного отряда дорийцев, силами которого можно было в лучшем случае захватить и поставить под контроль стратегически важные высоты в Мегарах и на побережье (в Нисее). Основное население Мегариды, скорее всего, еще долгое время оставалось ионийским. Лишь постепенно, по мере переселения из Пелопоннеса и, возможно, из Коринфии новых дорийских переселенцев, баланс сил мог измениться в пользу дорийцев.

Во второй главе - "Темные века Мегар: легенда и история" - исследуются сохраненные античной традицией предания и легенды, в которых автор пытается найти определенное историческое зерно, определить там, где это возможно, время возникновения предания и выявить социально-политические процессы, протекавшие в Мегариде после дорийского вторжения. Глава состоит из шести параграфов.

В первом параграфе рассматривается традиция о мегарских царях. В наиболее полном виде предание представлено у Павсания, который, описывая достопримечательности Мегариды, в той или иной связи упоминает героев мегарских легенд и события, которые связывала с ними местная традиция. Важным дополнением к сведениям, сообщаемым Павсанием, являются отдельные эпизоды из "Мифологической библиотеки" Аполлодора, а также данные Страбона и других авторов. Генеалогический список древних мегарских царей включает двадцать одно поколение и заканчивается временем правления Гипериона, сына Агамемнона. Следовательно, по представлениям мегарских хронистов правление мегарских царей охватывало период расцвета и угасания микенской цивилизации и закончилось спустя одно поколение после Троянской войны. Действительно ли мегарская традиция отражает реалии микенской войны? К какому времени относится появление этой традиции? Современные исследователи по-разному отвечали на эти вопросы. Одни, слишком доверчиво относясь к традиции, совершенно некритически воссоздают на ее основе историю Мегар микенского периода. [19] Другие связывают отдельные элементы предания с политическими интересами Мегар эллинистического периода. [20]

Анализ источников, предпринятый в настоящей работе, приводит автора к мысли о том, что в мегарском предании о царях прослеживается связь с политическими интересами Мегар послемикенского времени. Некоторые детали генеалогического списка (общий родоначальник, практически равное число поколений и другие совпадения) говорят о том, что для составителей мегарской генеалогии образцом послужила родословная аргосских царей. Между тем известно, что укрепление связей Мегар с Аргосом происходит после дорийского вторжения в Мегариду, в эпоху так называемых "темных веков" и начала архаики. Можно думать, что систематизация и переработка мегарских преданий и создание на их основе генеалогии древних мегарских царей относятся к VIII в. до н.э., когда Мегары вследствие войны с Коринфом были более чем когда-либо заинтересованы в укреплении связей с Аргосом.

Второй параграф посвящен анализу легенды о Пандионе. В античной традиции довольно рано утвердилось представление о Мегариде как о части афинской территории. По свидетельству Страбона, такого взгляда придерживался Софокл, а позднее - аттидографы Филохор и Андрон (Strab., IX, 1, 6, p. 392). Следуя этому устоявшемуся представлению, Павсаний включил описание Мегариды в раздел, посвященный Аттике (Paus., I, 39, 4). В литературе нового времени эта версия поддерживалась в частности, Г. Бузольтом, Ю. Белохом и Э. Мейером. [21] Одним из аргументов, которыми древние и новые авторы обосновывали свою точку зрения, была ссылка на легенду о разделе владений Пандиона между его сыновьями Эгеем, Ликом, Паллантом и Нисом. Эту легенду подробно излагает Страбон (Strab., IX, 1, 6, . 392), а также схолии к "Лисистрате" Аристофана (Schol. ad Aristoph. Lysistr., 58; ср.: Shcol. ad Aristoph. Vespes, 1223). Пытаясь определить, когда могла возникнуть легенда о разделе царства Пандиона, автор приходит к мысли о том что в данном случае имеет место экстраполяция в отдаленное прошлое политических условий, сложившихся после аттического синойкизма. Именно тогда в Афинах могло появиться предание о царстве Пандиона, объединявшем всю Аттику и впоследствии расчлененном на отдельные владения. Объединение Аттики в результате синойкизма представало, таким образом, как восстановление древнего, некогда нарушенного единства. Появление в этом предании Мегариды как территории, подвластной афинскому царю, тоже вполне объяснимо с точки зрения афинской политики VIII-VII вв. до н.э. Наступление афинян на Элевсин, непосредственно граничивший с Мегаридой и в отдельные периоды, по-видимому, тесно связанный с нею (Plut. Thes., 10), а также начавшаяся в VII в. до н.э. борьба за Саламин были причиной обострения отношений Афин и Мегар. Территориальные претензии Афин нуждались в историческом обосновании и оно было предложено, в частности, в легенде о Пандионе. Важно отметить, что версия о присоединении Мегариды к Аттике вступает в противоречие с другим широко распространенным рассказом о Пандионе, согласно которому он был изгнан из Афин и бежал в Мегары (Apollod., III, 15, 5; Paus., I, 5, 3). В этом предании Мегарида выступает как независимое государство, с царем которого Пандион породнился, взяв в жены его дочь. Оценивая в целом традицию, касающуюся ранних связей Афин и Мегар, автор приходит к заключению о том, что она не дает никаких оснований для утверждения о зависимости Мегариды от афинских царей.

В третьем параграфе исследуются источники, характеризующие ранние связи Мегариды и Беотии. Интерес к этой теме вызван тем, что в современной историографии существует так называемая "беотийская теория", согласно которой Мегарида в древнейшие времена не только имела тесные связи с Беотией, но и находилась от нее в зависимости. [22] Действительно, античная традиция сохранила воспоминания о героях, общих для Беотии и Мегар. Так. Павсаний передает два варианта (беотийский и мегарский) предания о Мегарее из Онхеста. По беотийской версии, Мегарей прибыл в Мегары, чтобы оказать помощь Нису в борьбе с критянами (Paus., I, 39, 5; 42, 1). В мегарском предании, не упоминающем о войне с критянами, Мегарей изображается как царь Мегар, унаследовавший власть от Ниса (Paus., I, 39, 6). К числу мифологических образов, общих для Мегариды и Беотии, можно отнести также Ино и Автоною, дочерей Кадма.

Вопрос о характере мегарско-беотийских связей часто рассматривается в свете данных "Илиады". Упоминаемая в "Каталоге кораблей" в числе беотийских городов "священная Ниса" (Homer. Il., II, 508) как в древности, так и в новое время нередко отождествлялась с Мегарами либо Нисеей. Между тем в античной традиции можно найти и другое толкование этого места "Илиады". Страбон (Strab., IX, 2, 14, p., 405), а также схолии к "Илиаде" (Schol. ad Hom. Il., II, 508) пытаются поместить Нису непосредственно в Беотии. Все чаще раздаются голоса в пользу "беотийского" варианта и в работах современных исследователей. [23] Оценивая в целом всю совокупность имеющихся свидетельств, следует сделать вывод, что ни Мегары, ни Нисея не были включены автором "Каталога кораблей" в число беотийских городов.

Подводя итог сказанному, автор настоящей работы отмечает, что источники по проблеме ранних беотийско-мегарских связей позволяют говорить о достаточно тесных и в целом дружественных контактах Мегариды и Беотии. Сторонники "беотийской теории" справедливо указывают на значительное влияние, оказываемое на раннюю Мегариду со стороны Беотии. Вместе с тем следует признать, что представленные в работе материалы не содержат информации о политической зависимости Мегар или других центров Мегариды.

Четвертый параграф посвящен проблеме централизации Мегариды. Сторонники "афинской теории", признающие зависимость Мегариды от Афин, так же как и приверженцы "беотийской теории", склонны видеть в Мегариде единое государство, расходясь лишь в определении того внешнего центра, которому оно было подчинено. Тем самым как бы a priori признается, что объединение независимых общин Мегариды должно было произойти уже в додорийскую эпоху. Между тем, внимательно присмотревшись к местной мегарской традиции, можно заключить, что она не дает достаточных оснований для такого предположения. Источники позволяют - правда, в самой общей форме - представить направление развития социально-политических процессов в Мегариде в конце II - начале I тыс. до н.э. По-видимому, до прихода дорийцев Мегарида была разделена на несколько небольших независимых областей. Правившие в них "цари" обладали, должно быть, незначительной по объему властью, распространявшейся на небольшое поселение и его ближайшие окрестности. Мегары еще не выделялись среди других поселений этого региона. Усиление Мегар, а затем и объединение вокруг них соседних территорий, составивших Мегариду, произошло после прихода дорийцев, которые, совершив поход на Аттику, захватили оказавшийся на их пути город и сделали его центром своей дальнейшей экспансии.

Скорее всего, процесс синойкизма начался спустя какое-то время после вторжения дорийцев, когда в Мегариде установилось определенное равновесие между этническими группами, т.е. едва ли ранее X в. до н.э. Остается, однако, неясным, как дорийские цари, правившие в Мегарах, проводили объединение независимых поселений Мегариды, был ли этот процесс мирным или насильственным, либо имело место сочетание разных методов объединения.

Пятый параграф затрагивает проблему происхождения института эсимнетии в Мегарах. Институт эсимнетии как один из феноменов политической истории Греции неоднократно привлекал к себе внимание исследователей. [24] В последние десятилетия интерес к этой теме дополнительно стимулируется изучением проблемы становления греческого полиса. В рамках этой темы к проблеме эсимнетии обращались Г. Глотц, В. Эренберг, Л. Джеффри, Э.Д. Фролов. [25] Исследователи определяют общее направление развития этого института с древнейших времен до эпохи эллинизма. Наиболее четкую и убедительную схему эволюции института эсимнетии предлагает Э.Д. Фролов. [26] По-видимому, действительно развитие эсимнетии шло от древнего традиционного института судьи (имевшего одновременно функции организатора и устроителя в ритуальном агоне) к должности судьи в любом состязании или споре (что проявилось в использовании эсимнетов в качестве примирителей в периоды гражданских смут) - и далее к ординарной магистратуре с широкими полномочиями.

Такой эволюционный путь развития, насколько позволяют судить источники, характерен прежде всего для ионийской эсимнетии. В Мегарах же эсимнетия приобрела значение, совершенно несвойственное другим полисам, где известен данный институт. Особенностью мегарской эсимнетии, как свидетельствуют надписи, а также передаваемая Павсанием легенда об Эсимне (Paus., I, 3, 3), являлась ее связь с Советом. Можно, однако, думать, что в додорийский период, когда Мегарида была заселена ионийцами, эсимнетия здесь имела изначально свойственный ей религиозно-агональный характер. Как полагает автор настоящей работы, фактором, прервавшим эволюцию этого института в том направлении, в каком он развивался в ионийских полисах, явилось дорийское завоевание Мегариды. После прихода дорийцев в Мегарах, ставших центром нового государства, устанавливается власть дорийского царя. Именно в это время при царе формируется Совет, члены которого унаследовали название древней, пользовавшейся, вероятно, большим авторитетом, должности эсимнетов. Позднее, по мере ослабления царской власти, происходит усиление аристократического Совета и увеличение его численного состава, в результате чего Совет был разделен на двенадцать комиссий, поочередно в течение месяца занимавшихся текущими государственными делами. Такая структура Совета должна была появиться в Мегарах до начала колонизации, т.е. не позднее VIII в. до н.э. С этого времени термин "эсимнет" стал обозначать не вообще всех членов Совета, а лишь членов его дежурных комиссий.

В шестом параграфе исследуется античное предание о Скироне. Автор пытается выявить историческую основу этого предания, соотнося его с известными из других источников реалиями политической истории Мегариды. Анализируя две традиции о Скироне - афинскую и мегарскую - автор отмечает отличия в трактовке образа этого героя. В то время как афинская традиция дает сугубо негативный образ разбойника, в мегарской традиции Скирон предстает как мифологический персонаж с достаточно хорошо разработанной генеалогией и к тому же наделенный чертами реальной исторической личности. Мегарская традиция изображает Скирона как военачальника (Paus., I, 39, 6; 44, 6), защищавшего западные и северо-восточные границы Мегариды (Plut. Thes., 10). В сочетании с другими источниками мегарская традиция о Скироне дает некоторые сведения о социально-политических процессах, происходивших в Мегариде после вторжения дорийцев. Это было время постепенного ослабления царской власти, о чем свидетельствует отстранение царя от военного дела и введение выборной должности военачальника - явление, которое можно рассматривать как признак усиления родовой аристократии. Усиление влияния аристократии сопровождалось ростом военной активности Мегар, следствием чего явилось установление контроля над некоторыми соседними территориями (Перахора, Кроммион, Элевсин, Саламин). Этому, однако, должно было предшествовать объединение вокруг Мегар некогда самостоятельных общин Мегариды, таких, как Паги, Эгосфены, Триподиск и др. Учитывая логическую последовательность процесса (присоединение сначала ближних, а затем далеких территорий) следует заключить, что мегарский синойкизм, начавшийся в X в. до н.э., завершился в основном к концу IX в., следствием чего явилось образование пяти мегарских ком (территориальных округов), упоминаемых Плутархом (Plut. Quest. Gr., 17).

Третья глава - "Колонизационная деятельность Мегар" - посвящена исследованию проблем мегарской колонизации и тех событий, которые сопутствовали этому процессу. Глава распадается на шесть параграфов. В первом параграфе анализируются данные источников о Лелантской войне и определяется связь этого события с ранней колонизацией. Как известно, в Великой греческой колонизации, особенно на раннем ее этапе, участвовал довольно узкий круг наиболее экономически развитых полисы. Пионерами колонизационного движения явились два эвбейских города - Халкида и Эретрия, основавшие первые колонии на Западе (Питекуссы) и на Востоке (Аль-Мина).История эвбейских городов в раннеархаическое время нам почти неизвестна. Одним из немногих событий той эпохи, нашедших отражение в источниках, является Лелантская война, возникшая вследствие конфликта Халкиды и Эретрии по поводу Лелантской равнины, разделявшей эти города.

Начавшаяся как обычный пограничный конфликт двух соседних полисов, Лелантская война, по-видимому, обнажила глубинные противоречия Халкиды и Эретрии. Вскоре конфликт между эвбейскими полисами принял более широкие, общегреческие масштабы, превратившись в борьбу за передел сфер влияния между ведущими греческими полисами того времени. Как сообщает Фукидид, в войну оказались втянутыми многие города, вследствие чего Греция разделилась на две враждующие группировки (Thuc., I, 15, 2).

В научной литературе последних десятилетий не раз предпринимались попытки выявить расстановку политических сил в Греции в период Лелантской войны, а также определить ее хронологические рамки. [27] Анализ литературных источников и архаических материалов позволяет заметить, что военные действия начались во второй половине VIII в. до н.э. и продолжались в первой половине VII в. до н.э. Говоря о размежевании политических сил во время войны, исследователи справедливо полагают, что на процессе формирования двух блоков - халкидского и эретрийского - не могли не отразиться те региональные конфликты, которые происходили в это время во многих областях Греции. Это предположение в ряде случаев дает возможность, учитывая косвенные данные, выявить причастность к Лелантской войне тех полисов, которые источники напрямую с нею не связывают. Совокупность имеющихся свидетельств приводит к выводу о том, что на стороне Халкиды выступали фессалийцы, а также Коринф, Самос и, возможно, Эрифры, в то время как Эретрию поддерживали Милет, Мегары и Хиос.

По-видимому, основным предметом спора в VIII в. до н.э. были Италия и Сицилия, а также пути, ведущие к ним. Результатом противостояния двух коалиций явилось утверждение здесь на раннем этапе колонизации Халкиды и Коринфа, которые смогли закрепить за собою стратегически важные пункты (поставив под свой контроль Керкиру и Мессинский пролив), заняли наиболее удобные и перспективные мета для своих колоний, ориентируясь при этом в одних случаях на наличие плодородных земель, в других - на близость к сырьевым рынкам. [28]

Во втором параграфе рассматривается основание мегарских колоний в Сицилии. Первым вопросом, к которому автор обращается в рамках этой темы, является вопрос о местном населении Сицилии. В VIII в. до н.э., в начальный период греческой колонизации Сицилии, остров заселяли сиканы, возможно, пришедшие из Иберии. (Thuc., IV, 2, 2; Diod., V, 6, 1; Dion. Halic., I, 22), сикулы, переселившиеся из Италии (Thuc., IV, 2, 4; Dion. Halic., I, 22), моргеты, появившиеся в Сицилии вместе с сикулами (Dion. Halic., I, 12; I, 73; Strab., VI, 1, 6, p. 257), и элимы, которых античная традиция изображает как троянцев, прибывших в Сицилию после Троянской войны (Thuc., VI, 2, 3; Dion. Halic., I,47; I, 52; I, 63; Strab., VI, 1, 3, p. 254; VI, 2, 5, p. 272). Данные античной традиции показывают, что сикулы и немногочисленные моргеты населяли восточные районы Сицилии, сиканы располагались к западу от сикулов, а элимы занимали крайнюю западную часть острова. Как свидетельствует Фукидид, к моменту появления греков в Сицилии здесь уже обосновались финикийцы, населявшие города Мотий, Солоент и Панорм (Thuc., VI, 2, 6).

Изучение местных центров восточной Сицилии показывает, что судьба их после появления греческих колоний складывалась по-разному. Одни поселения прекратили свое существование, уступив место городам греческих переселенцев. Другие, расположенные на некотором удалении от побережья, за пределами хоры греческих городов, спустя некоторое время стали испытывать сильное влияние последних. По мнению Дж. Колдстрима, большое количество находимой в местных центрах греческой керамики. как привозной, так и изготовленной в сицилийских колониях греков, а также возникновение своеобразного сикульского геометрического стиля, сохранившего некоторые местные формы, но заимствовавшего декоративные элементы греческой керамики, свидетельствует о торговом обмене с колонистами. [29] В то же время исследователи отмечают, что процесс эллинизации местных центров проходил неравномерно: в одних местах греческое влияние ощущается уже в VIII в. до н.э. (Сен-Мауро), в других оно становится очевидным лишь с VI в. до н.э. Это, как считает Д. Адаместеану, может свидетельствовать об оппозиционности чисти сикульского населения по отношению к пришельцам в ранний период существования греческих колоний. [30] Наконец, одним из вариантов развития отношений греческих переселенцев и местного населения Сицилии было прямое порабощение последнего и низведение его до положения спартанских илотов, что имело место в Сиракузах.

Обращение к теме греческой колонизации Сицилии делает необходимым исследование хронологического вопроса, как одного из наиболее сложных и дискуссионных. Основным источником для определения последовательности основания колоний служат начальные главы VI-й книги "Истории" Фукидида (Thuc., VI, 3-5). Важным дополнением к сообщению Фукидида, а именно, к рассказу о скитаниях мегарян в Сицилии перед основание Мегар Гиблейских, служит свидетельство Полиэна (Polyaen., V, 5), который в некоторых пунктах расходится с версией Фукидида. Эти расхождения, однако., не имеют фундаментального характера и не противоречат предположению о том, что оба автора представляют, по существу, одну традицию, восходящую к Антиоху Сиракузскому.

Другая группа источников, дающая иную последовательность основания сицилийских колоний, и, в частности, иначе определяющая место Мегар в этом процессе, представлена свидетельствами Страбона (Strab., VI, 2, p. 267; ср.: VI, 2, 4, p. 269) и Псевдо-Скимна (Ps.-Scymn., v. 270-282), восходящими к Эфору. Существованием двух противоречащих друг другу античных версий объясняются расхождения в трактовке ранней истории Сицилии в современной научной литературе. Историки, обращавшиеся к проблеме греческой колонизации Сицилии, либо принимают одну из версий (чаще всего - Фукидида), [31] либо пытаются реконструировать хронологию сицилийских колоний, комбинируя данные разных источников. Из множества имеющихся вариантов согласования источников в работе рассматриваются наиболее интересные и различающиеся по сути реконструкции, предлагавшиеся в разное время Д. Рауль-Рошеттом, [32] Ф.Ф. Соколовым, [33] Ж. Валле (в сотрудничестве с Ф. Вийяром) [34] и В.П. Яйленко. [35]

Исследование всей совокупности свидетельств по данному вопросу, как представляется автору настоящей работы, позволяет реконструировать события следующим образом. В составе первой группы греческих колонистов, прибывших в Сицилию во главе с ойкистом Фуклом (Феоклом), помимо основного ядра переселенцев из Халкиды, были также жители острова Наксоса и некие дорийцы (возможно, из Аргоса). После основания колонии в Наксосе дорийцы по каким-то неизвестным нам причинам отделились от прочих колонистов и отправились в обратный путь. Отплывшая на следующий год из Коринфа экспедиция Архия подобрала их на мысе Зефирии в Южной Италии. Прибыв в Сицилию, коринфяне основали Сиракузы. Видимо, уже во время этих событий на сицилийском побережье появляется третья группа колонистов, пришедшая из Мегар во главе с ойкистом Ламисом. Мегаряне основали поселение Тротия к северу от мыса Тавр; здесь они прожили какое-то время, прежде чем переселись в Леонтины.

Шесть лет спустя после основания Наксоса часть его поселенцев приняла участие в выведении двух новых колоний. Одна из них - Катана - появилась в северной части плодородной долины реки Симетт; вторая - Леонтины - была основана в южной части долины, в непосредственной близости от Тротила. По-видимому, усилий одних только халкидян, вышедших из Наксоса, было недостаточно для того, чтобы заселить два новых города и освоить прилегающую к ним территорию. Вероятно, этим можно объяснить попытку сближения с мегарянами, которые были приглашены принять участие в основании Леонтин. Союз, однако, оказался недолгим: через некоторое время (согласно Полиэну, через шесть месяцев) мегаряне были изгнаны из Леонтин и вернулись в Тротил, где провели зиму. Затем, скорее всего, по требованию халкидян, желавших избавиться от опасных соседей, они ушли из Тротила и основали новое поселение на полуострове Тапс. Однако отсутствие на полуострове источников питьевой воды и пригодной для обработки земли, а также, возможно, близкое соседство Сиракуз заставили мегарян после смерти Ламиса покинуть Тапс и, воспользовавшись предложением сикульского царя Гиблона, основать новый город на отрезке побережья, ограниченном с севера мысом Тавр, а с юга - Тапсом. Мегары Гиблейские явились, таким образом, пятой по счету греческой колонией Сицилии, не считая покинутых колонистами поселений в Тротиле и Тапсе.

Местность, в которой около 727 г. до н.э. были основаны Мегары Гиблейские, не имела тех достоинств, какие обычно привлекли колонистов. Город был построен на невысоком каменистом плато, на побережье, лишенном естественной гавани. В XIX - начале XX в. в Мегарах Гиблейских неоднократно производились раскопки под руководством П. Ореи и Ф. Кавальяри. Была определена площадь древнего города (50 га), частично исследованы оборонительные части города. К северо-западу от городища был выявлен архаический некрополь, а к югу - следы городского предместья.

Не менее эффективными были раскопки, проводившиеся позднее французскими археологами Ж. Валле и Ф. Вийяром. Самым значительным итогом их работ стало изучение центральной части городища и выявление плана поселения, который восходит ко времени основания колонии. [36] Исследования в Мегарах Гиблейских, а также в некоторых других городах Сицилии и Великой Греции позволили по-новому подойти к проблемам греческой урбанистики. Открытие регулярных планов поселений, относящихся к архаическому периоду, дало возможность поставит вопрос о приоритете западных колоний в использовании регулярных урбанистических схем по отношению к так называемой Гипподамовой системе планировки.

Из Мегар Гиблейских около 650 г. до н.э. (Diod., XIII, 59, 4; Euseb. Cron., p. 95 Helm) был выведен Селинунт. более двух столетий являвшийся самым западным греческим поселением Сицилии. Ойкист новой колонии, Памилл, прибыл в Сицилию, согласно обычаю, из праметрополии - Мегар Нисейских (Thuc., VI, 4, 2). Раскопки, в разное время проводившиеся на акрополе поселения, выявили наличие регулярного городского плана с прямыми параллельными улицами образующими узкие длинные кварталы. В юго-восточном секторе акрополя находился культовый центр с храмами VI-V вв. до н.э. Одним из самых древних памятников, исследованных в районе Селинунта, является расположенное к западу от города святилище Деметры Малофорос, давшее керамику второй половины VII в. до н.э.

Прекращение мегарской экспансии в западном направлении едва ли было вызвано причинами внутреннего порядка. Скорее всего, здесь имели место чисто внешние факторы, т.е. противодействие Халкиды и Коринфа, которые являлись противниками Мегар в Лелантской войне. О том, что внутренние стимулы к переселению части граждан из метрополии продолжали действовать и после основания Мегар Гиблейских, с достаточной очевидностью свидетельствует колонизационная политика мегарян конца VIII - первой половины VII в. до н.э.

Третий параграф посвящен основанию Астака - первой мегарской колонии на Пропонтиде. Среди ранних колоний этого региона Астак обычно мало привлекает внимание исследователей, что связано прежде всего с той довольно скромной ролью, которую город играл в течение нескольких веков своего существования. Между тем обращение к традиции об основании Астака представляется весьма важным и необходимым для уяснения некоторых вопросов ранней греческой колонизации в направлении черноморских проливов.

Среди дошедших до нас известий об основании Астака первой место по объему сообщаемых сведений занимает небольшой экскурс гераклейского историка Мемнона (Memnon, XX=FHG. T. III. P. 563). Особого внимания заслуживает хронологическое указание Мемнона, который относит основание города к 712/711 гг. до н.э. Этому, однако, противоречит сохраненное Фотием свидетельство Херона из Лапсака, согласно которому Астак был основан калхедонянами (Phot., s.v. Ostrakps = FHG. T. IV. P. 627). Это заставляет снизить дату основания Астака по меньшей мере на три десятилетия, чтобы привести ее в соответствие с традиционной датой основания Калхедона (685 г. до н.э.). В современной научной литературе, так же, как в античной традиции, существуют расхождения по этому вопросу. Авторы некоторых работ принимают версию Мемнона о раннем основании Астака, [37] в то время как другие отдают предпочтение версии Харона. [38] Оценивая в совокупности свидетельства древних авторов об Астаке, автор настоящей работы приходит к выводу о достоверности представленной Мемноном гераклейской традиции, согласно которой Астак был основан Мегарами в конце VIII в. до н.э.

Основание Астака явилось важным событием в истории мегарской колонизации. Отказавшись от расширения своего присутствия в Сицилии, мегаряне спустя примерно полтора десятилетия после основания Мегар Гиблейских перешли к планомерному освоению района Пропонтиды, где в конце VIII - начале VII в. до н.э. для них сложилась более благоприятная ситуация. Выбор нового направления колонизации предопределялся в значительной степени тем обстоятельством, что в районе черноморских проливов в период, когда здесь появились мегарские колонисты, не было ни одной колонии Халкиды и ее союзников. Первые колонии в проливах и Пропонтиде - Кизик, Артана, Пропоннес, Парион - были основаны Милетом, союзником Эретрии и, следовательно, представителем той коалиции, в которую входили Мегары. Союзнические отношения Мегар и Милета явились, видимо, причиной того, что в конце VIII - первой половине VII в. до н.э. Пропонтида и зона черноморских проливов становятся сферой исключительного влияния Милета и Мегар.

Основывая свою колонию в крайней восточной точке глубоко вдающегося в сушу Измитского залива, в месте, наиболее приближенном к центральным районам Малой Азии, мегаряне, видимо, пытались проникнуть в район, открывающий кратчайший путь во Фригию, откуда в Средиземноморье поступали металлы, а также высоко ценимые в греческом обществе ремесленные изделия. Однако изменения, произошедшие в этом регионе в начале VII в. до н.э. (вторжение в Малую Азию киммерийцев, нанесших сокрушительный удар по Фригии, а также появление здесь фракийского племени вифинцев) не позволили Астаку реализоваться как торговому центру и предопределили дальнейшую судьбу колонии, которая вплоть до III в. до н.э., когда ее жители были переселены в Никомедию, оставалась небольшим аграрным поселением.

В четвертом параграфе исследуются данные традиции о мегарских колониях, основанных в районе Босфора (Калхедон, Селимбрия, и Византий). Первой мегарской колонией в районе пролива стал Калхедон. Одной из причин, предопределивших возникновение города, явилось наличие залежей медной руды на одном из островов близ побережья, что нашло отражение в топонимике данного региона (Халкитида, Халкедон и др.). Согласно Евсевию, город был основан в 685 г. до н.э. (Euseb. Chron., 93 Helm). Если, однако, принять во внимание дату возникновения Византия, которую указывает Евсевий (660 г. до н.э.) и интервалы между основанием Калхедона и Византия, которые дают Геродот (Herod., IV, 144) и Гезихий (Hesych. Patria Const., 20), дата появления Калхедона должна быть снижена на несколько лет. [39]

Принимая во внимание сообщения древних авторов о залежах меди в районе Калхедона (Plin. N.H., V, 151; Steph. Byz., s.v. Chalkis; s.v. Chalkeson; Hesyh., s.v. Demos Chalkos), следует признать неверным предлагаемое некоторыми исследователями определение Калхедона как сугубо аграрной колонии. [40] Разумеется, наличие хоры было обязательным атрибутом любой апойкии, и Калхедон в этом смысле отнюдь не являлся исключением. Освоение прилегающей к городу земли диктовалось как жизненной потребностью, так и сложившимся типом хозяйственной организации греческого полиса. Обладание земельным наделом являлось необходимым элементом привычного уклада жизни и признаком социального статуса гражданина нового полиса. В то же время, как полагает автор настоящей работы, для метрополии цель выведения этой колонии заключалась не только в том, чтобы удалить из города избыточное, не обеспеченное землей население, но и в том, чтобы с ее помощью обеспечить для себя доступ к сырьевым ресурсам данного региона. Можно, однако, предположить, что в дальнейшем, по мере оскудения медных рудников, доля сельскохозяйственного производства в экономике Калхедона возросла.

Античная традиция сохранила очень мыло сведений о другой мегарской колонии этого региона - Селимбрии. Главное место среди этих свидетельств занимает сообщение Псевдо-Скимна, который отмечает, что мегаряне основали Селимбрию раньше, чем Византий (Ps.-Scymn., 715 f.). Это замечание, восходящее, как полагают к Эфору, еще раз показывает, что до определенного момента мыс у бухты Золотой Рог, где позднее возник Византий, не привлекал внимания колонистов. Селимбрия была основана в 70 км к западу от Византия. в глубине небольшой бухты, на побережье которой возвышался высокий холм, круто обрывающийся в море. По-видимому, до основания мегарской колонии здесь находилось фракийское поселение, название которого было заимствовано греческими колонистами. [41] Мотивы, повлиявшие на выбор мета для колонии. в этом случае были иными, нежели при основании Калхедона. Основателей Селимбрии, скорее всего, не интересовали рудные ископаемые или другие сырьевые ресурсы Фракии - в противном случае они выбрали бы для поселения иное, более подходящее место. Можно согласиться с теми авторами, которые говорят о Селимбрии как об аграрной колонии. [42] Во все периоды своей истории Селимбрия находилась как бы в тени своего могущественного соседа - Византия, который уже вскоре после основания выдвинулся на первый план среди колоний этого региона. Значение Византия как ключевого пункта на пути к жизненно важным для Греции районам Причерноморья, а также блестящая судьба, выпавшая на долю колонии, пережившей на своем веку несколько исторических эпох, были причиной особого интереса древних и средневековых авторов к истории этого города.

Многочисленные свидетельства источников об основании Византия можно условно разбить на три группы. Часть древних авторов считают Мегары единственной метрополией Византия (Ps.-Scymn., 716 f.; Steph. Byz., s.v. Byzantion; Eustaph. Comm. ad Dion. Per., 803; Philostr. V. soph., I, 24, 3; Joann. Lyd. De mag., III, 70, p. 265). Источники второй группы допускают участие в основании, наряду с мегарянами, жителей других городов Греции (Dion. Byz. Anapl. Bosp., 14 ff.; Hesych. Patria Const., 3 ff.; Konst. Porph. Them., II, p. 46 Bonn). Третью группу составляют свидетельства тех авторов, которые вообще не включают Мегары в число городов, причастных к основанию Византия (Diod., XIV, 12, 3; Vell. Paterc., II, 7, 7; Justin., IX, 1, 3; Oros., III, 12, 2; Ammian Marc., XXII, 8, 8). Эти источники, как справедливо отмечают некоторые исследователи, являются наименее надежными. [43] Анализ античной традиции свидетельствует, что Мегары выступали в данном случае как переселенческий центр, организовавший и направивший поток колонистов на берег Золотого Рога. Согласно принятой практике, такой центр, несмотря на порой весьма неоднородный по происхождению состав колонистов, считался метрополией новой апойкии.

Среди противоречивых свидетельств источников о времени основания Византия наиболее близкими к действительности являются хронологические указания Евсевия (660 г. до н.э. по армянской версии, 659 и 657 гг. - по рукописям, содержащим Иеронимовскую версию). Согласно местным византийским легендам название новой мегарской колонии было дано по имени основателя - Византа (Hesych. Patria Const., 5 f.). Исследователи, обращавшиеся к традиции о начале Византия, справедливо признают, что Византий - фигура, несомненно, мифическая, а связанные с ним легенды, которые подробно излагает Гезихий, не имеют исторической ценности. [44] Вместе с тем в легендах о возникновении Византия имеются заслуживающие внимания детали, которые подробно анализируются в настоящей работе.

Побережья залива Золотой Рог были заселены задолго до появления здесь греческих переселенцев. Местная легендарная традиция, в частности, содержит весьма важную информацию о враждебном приеме, оказанном фракийцами греческим колонистам. Тем не менее вряд ли можно считать, что именно враждебное отношение фракийцев долгое время удерживало греков от основания поселения на Босфорском мысу. Как было показано выше, воинственность фракийцев не помешала мегарянам основать Селимбрию вблизи от будущего Византия. Вероятно, Босфорский мыс весьма долго игнорировался главным образом потому, что на раннем этапе колонизации его местоположение не представляло интереса для колонистов. Однако после того, как установились более активные связи с Черным морем (о чем свидетельствуют даты основания Истрии и Борисфена), даже такие негативные факторы, как отсутствие пресной воды и сопротивление местного населения, не смогли помешать появлению города.

Пятый параграф посвящен мегарским колониям Причерноморья - Гераклее Понтийской и Месембрии. История Гераклеи достаточно хорошо представлена в литературных источниках, что не в последнюю очередь связано с наличием в Гераклее собственной исторической традиции (Нимфид, Домитий Каллистрат, Проматид, Мемнон). Данные античной традиции приводят к выводу о том, что официальной метрополией Гераклеи были Мегары, хотя в основании города принимали участие и выходцы из Беотии. Влияние последних на колонию практически неощутимо, видимо, вследствие незначительной численности беотийских поселенцев. С самого начла своего существования Гераклея во всех сферах своей жизнедеятельности (учреждения, язык, характер отношений с местным населением) проявляла себя как дорийская колония.

Выбор места для поселения со всей очевидностью показывает, что основатели Гераклеи были прежде всего заинтересованы в земле. Город находился в области мариандинов, расположенной к востоку от реки Сангарий (совр. Сакарья). Древние авторы отмечают наличие здесь плодородных земель и хороших пастбищ (Xen. Anab., VI, 2, 1; VI, 4, 6; Mela, I, 103; Apoll. Rhod., II, 810), что предопределило быстрое становление Гераклеи как крупного производителя сельскохозяйственной продукции. [45]

Вместе с тем город имел все необходимые предпосылки для развития торговли. Внимание его основателей привлекала удобная бухта, защищенная от северных ветров. Несомненно, учитывалось и то, что указанная местность находилась на оживленном морском пути, шедшем из Эгеиды к Синопе. Трапезунду и другим городам Юго-восточного Причерноморья. По-видимому, гавань Гераклеи использовалась проходящими судами с момента основания города (560 г. до н.э.), но особенно большое значение она приобрела в V в. до н.э., когда греки освоили краткий морской путь через Черное море - от мыса Карамбий в Малой Азии до мыса Криуметопон (совр. Сарыч) в Крыму. Вместе с тем Гераклея, должно быть, очень скоро приобрела значение не только транзитного пункта, но и большого торгового города, вывозящего на рынки городов Причерноморья и Греции собственную продукцию. Становлению Гераклеи как крупного производителя сельскохозяйственной продукции, помимо наличия плодородных земель, должно было способствовать и приобретение рабочей силы, обрабатывающей эти земли. Видимо, уже вскоре после основания город предпринял наступление на мариандинов, населявших прилегающие к побережью земли (Justin., XVI, 3, 8; Paus., V, 26, 7). [46] Сопротивление мариандинов было в конце концов сломлено, и часть племени вместе с землей оказалась в подчинении у колонистов. Древние авторы часто сравнивают мариандинов со спартанскими илотами (Plat. Leg., VI, 19, p. 776 c-d; Athen., VI, 84, p. 263; Strab., XII, 3, 4, p. 542; etc.).

Гераклея довольно рано приступила к выведению собственных колоний. Уже около 540 г. до н.э., т.е. спустя всего лишь двадцать лет после появления самой Гераклеи, на западном побережье Черного моря гераклейскими поселенцами была основана Каллатида. Несколько позднее (возможно, в конце VI в. до н.э.) была выведена вторая колония Гераклеи - Херсонес. Поскольку древняя Гераклея (совр. Эрегли) остается практически неизученной, материалы, полученные в гераклейских колониях (особенно в Херсонесе, где более столетия ведутся систематические раскопки), дают в ряде случает единственную возможность установить наличие в метрополии тех или иных институтов.

Уже в V в. до н.э. Гераклея становится одним из самых значительных и процветающих полисов Причерноморья. Менее заметной была другая мегарская апойкия - Месембрия, основанная на западном побережье Черного моря, в северной части Бургасского залива. До появления греческой колонии это место, как можно заключить из слов Страбона, заселяли фракийцы (Strab., VII, 6, 1, p. 319; ср.: Steph. Byz., s.v. Mesembria). Свидетельства античной традиции, подкрепляемые данными археологии, позволяют говорить о двух этапах заселения греками Месембрии. Около 10 г. до н.э. на полуостров в северной части Бургасского залива прибыли переселенцы из Мегар, к которым присоединился отряд колонистов из Калхедона. Общими усилиями они изгнали фракийцев и основали Месембрию, в которую позднее, в 593 г. до н.э., явились новые поселенцы из того же Калхедона и соседнего с ним Византия. [47]

Новая колония имела хорошие гавани, расположенные по обе стороны узкой перемычки, соединявшей поселение с сушей. Возможно, колонистами учитывалось и то обстоятельство, что прилегавшие к Бургасскому заливу районы Фракии были богаты медью и железом. В настоящее время в Месембрии выявлены следы металлургического производства, относящиеся к эллинистическому периоду, [48] однако нельзя исключить возможности более раннего использования местного металлургического сырья как для местных нужд, так и на вывоз. Следует иметь ввиду, что Калхедон принимавший активное участие в заселении Месембрии, уже имел к тому времени опыт разработки медных рудников, а также, возможно, переработки медной руды и торговли этим видом сырья с другими регионами. Это дает основание полагать, что аналогичные виды деятельности играли важную роль в экономике Месембрии с момента ее возникновения.

В шестом параграфе анализируются данные источников о влиянии Дельфийского оракула на колонизацию. Античная традиция сохранила немало свидетельств о направляющей роли Дельфийского святилища в период Великой греческой колонизации. Важно отметить, что Дельфийский оракул упоминается и в связи с основанием некоторых мегарских колоний. В начале параграфа дается краткий историографический обзор, в котором автор пытается представить эволюцию взглядов исследователей, обращавшихся к вопросу о влиянии Дельф на колонизацию, и выявить основные тенденции в решении данного вопроса. Отмечается, что в трудах, посвященных Дельфам, материалы, касающиеся мегарских колоний, либо вообще выпадают из поля зрения авторов, либо используются не в полном объеме. В связи с этим представляется целесообразным еще раз пересмотреть сохраненные традицией свидетельства об основании мегарских колоний, выделяя те из них, которые имеют отношение к деятельности Дельфийского оракула.

Рассмотренные в работе источники позволяют говорить об участи Дельфийского святилища в мегарской колонизации начиная с 60-х годов VII в. до н.э., когда был основан Византий. Возникшая после него Гераклея также имеет прочную традицию о связях с Дельфами. Этого нельзя сказать относительно ранних мегарских колоний - Мегар Гиблейских, Астака, Калхедона и Селимбрии. Исходя из этого следует допустить, что на раннем этапе мегарской колонизации святилище в Дельфах не имело еще столь тесных связей с Мегарами в вопросе о выводе колоний, какие установились позднее. В то же время источники свидетельствуют, что другие метрополии (Халкида, Коринф) консультировались с Дельфами уже при основании своих первых сицилийских колоний. Этот факт заставляет вспомнить о том, что во второй половине VIII - первой половине VII в. до н.э. ведущие греческие метрополии были вовлечены в серию военных действий, известных под названием Лелантской войны. Сделанное в данной работе наблюдение об отсутствии связей Дельф с ранней мегарской колонизацией подтверждает сделанный в свое время В. Форрестом вывод о существовании активных контактов Дельф с халкидской группой полисов и об отсутствии каких-либо связей с противниками Халкиды. [49] По-видимому, прежняя расстановка сил потеряла свое значение в период между основанием Калхедона и основанием Византия (т.е. между 685 и 660 гг. до н.э. по Евсевию). Этот факт дает дополнительную возможность решения спорного вопроса о времени окончания Лелантской войны.

Четвертая глава - "Архаические Мегары" - состоит из четырех параграфов, посвященных исследованию основных направлений внешнеполитической и внутриполитической истории Мегар в VIII-VI вв. до н.э. В первом параграфе рассматриваются отношения Мегар с Коринфом. Проблема мегарско-коринфских отношений вызвала оживленную дискуссию в научной литературе. Для того, чтобы яснее представить суть разногласий в подходе к этой проблеме, в работе подробно анализируются свидетельства Плутарха (Plut. Quest. Gr., 17), Страбона (Strab., VIII, 6, 22, p. 380), Павсания (Paus., VI, 19, 12-14) и других авторов. Для решения проблемы мегарско-коринфских отношений большое значение имеют также материалы раскопок святилищ Геры Акреи и Геры Лимении не Перахоре. [50] Раскопки показали, что святилище Геры Акреи было возведено около середины IX в. до н.э. В третьей четверти VIII в. до н.э. оно было заброшено и вскоре разрушено. Рядом с ним был построен храм Геры Лимении, к которой перешло почитание, воздаваемое до того Гере Акрее. Многие исследователи справедливо связывают эти изменения в культе с переходом Перахоры под власть Коринфа. [51] Менее обоснованным представляется тезис о том, что Перахора находилась под властью Коринфа уже с середины IX в. до н.э., а возможно, и с еще более раннего времени. [52] По мнению автора настоящей работы, когда около середины IX в. до н.э. на западном мысу Перахоры был сооружен храм Геры Акреи (культ которой был принесен сюда из Аргоса), жители прилегающих к храму поселений были, по-видимому, еще независимы как от Мегар, так и от Коринфа. Объединение местных поселений привело к образованию здесь двух общин - Гереи и Пиреи, которые, по обычаю того времени, вели автономное существование (ср.: Thuc., I, 5-10), пока их не коснулся процесс мегарского синойкизма. Можно думать, что эта область, наиболее удаленная от Мегар, последней вошла в состав мегарского государства. К концу IX в. до н.э. процесс объединения вокруг Мегар пяти округов, упоминаемых Плутархом, был, очевидно, завершен. Вплоть до третьей четверти VIII в. до н.э. Перахора являлась частью мегарского государства. Наиболее острый период во взаимоотношениях Мегар и Коринфа приходится на вторую половину VIII в. до н.э. Около середины VIII в. усилившийся Коринф начинает наступление на пограничные мегарские земли. В третьей четверти VIII в. (скорее всего, до времени основания Мегар Гиблейских, т.е. до 727 г. до н.э.) коринфяне наносят поражение Мегарам и навязывают им договор, по которому поселения южной части Истма (Кроммион, Сидунт) и Перахора переходили под юрисдикцию Коринфа; кроме того, мегаряне вынуждены были согласиться с условием о поставке плакальщиков на погребальные церемонии, признавая тем самым свое поражение. Спустя некоторое время последовало изгнание из Мегар коринфских послов и освобождение от условий договора, а еще позднее (после 720 г. до н.э.) молодой олимпионик Урсипп предпринял удачную попытку отвоевать у коринфян часть захваченной ими территории.

Активная колонизационная политика Мегар в конце VIII - первой половине VII вв. до н.э. показывает, что территориальные потери, понесенные Мегарами, не смогли низвести их в разряд второстепенных государств. Более того, можно думать, что сокращение земельного фонда было дополнительным стимулом, способствовавшим усилению торгово-ремесленной направленности мегарской экономики и развитию новых тенденций в социально-политической жизни мегарского общества.

Второй параграф посвящен тирании Феагена. В научной литературе это вопрос в силу скудости источниковой базы рассматривался сравнительно редко. Помимо кратки замечаний о времени и характере правления Феагена, встречающихся в общих трудах по истории Греции и в работах, посвященных истории Мегар, можно упомянуть специальные статьи Ф. Шахермейра [53] и С. Уста, [54] а также попытку исследования данной темы, предпринятую Т.Ф. Новиковой. [55] Расхождение в решении основных проблем, связанных с тиранией Феагена, весьма значительна, что делает необходимым вновь обратиться к источникам по данной теме.

Античная традиция сохранила очень мало сведений о правлении Феагена. Основное место среди них занимают сообщения Аристотеля (Arist. Polit., V, 4, 5, p. 1305a; Rhet., I, 2, p. 1357b 31 ff.), Павсания (Paus., I, 28, 1; 40, 1; 41, 2), Фукидида (Thuc., I, 126, 3, 5) и Плутарха (Plut. Quest. Gr., 18). Свидетельства Фукидида и Павсания о родстве Феагена с Килоном позволяют заключить, что установление тирании в Мегарах относится к периоду до 640 г. до н.э. К числу спорных проблем мегарский истории относится вопрос о причинах, способствовавших выдвижению сильной личности, а также определение того социального слоя, на который опирался мегарский тиран. Несомненно, что захвату власти должна была способствовать нестабильная внутренняя обстановка, сложившаяся в Мегарах к середине VII в. до н.э. В настоящей работе предпринята попытка, основываясь на косвенных данных, построить модель мегарского общества того времени и выявить сущность тех общественных противоречий, которые расчистили дорогу тирану. Основываясь на совокупности имеющихся свидетельств, можно заключить, что Феаген добился тирании примерно теми же средствами, какими воспользовался позднее Писистрат в Афинах: использование репутации удачливого военачальника, опора на беднейшее крестьянство, создание отряда телохранителей, которым, очевидно, принадлежала не последняя роль в осуществлении переворота. Правда, на этом аналогия с Писистратом заканчивается. Мы не знаем о каких-либо дальнейших мероприятиях Феагена, осуществленных в интересах мегарских крестьян. По-видимому, Аристотель имел все основания для того, чтобы отнести Феагена к числу демагогов, использующих выпады против богачей лишь для повышения собственной популярности (Arist. Polit., V, 4, 5, p. 1305a). Поэтому трудно согласиться с мнением Ф. Шахермейра о том, что Феаген представлял интересы беднейших сельских жителей Мегариды. [56] Правление Феагена не устранило назревших противоречий: оно лишь отодвинуло их разрешение, став своеобразной прелюдией длительного периода социальных смут и потрясений.

В третьем параграфе анализируются данные источников о борьбе Мегар с Афинами за остров Саламин. Борьба за Саламин, длившаяся несколько десятилетий и завершившаяся включением острова в состав Афинского государства, оказала значительное влияние на социально-экономическое развитие обоих государств. Это событие вызвало заметный резонанс в античной литературе, породив острую дискуссию о праве на владение островом. До нас дошли лишь отголоски этой дискуссии, причем, по большей части, в поздних источниках, но и они дают представление, во-первых, о характере взаимных обвинений сторон, и, во-вторых, о тех аргументах, которые использовались обоими полисами для обоснования своих прав на спорную территорию. Дошедшая до нас традиция содержит чрезвычайно мало фактических данных об афино-мегарских столкновениях, и вместе с тем мы видим, как из столетия в столетие передаются малодостоверные рассказы, обрастающие с течением времени подробностями полуанекдотического характера. Героем этих рассказов выступает в одних случаях Солон, в других - Писистрат, а иногда оба они представляются участниками одних и тех же событий. Таким образом, традиция не дает однозначного ответа на вопрос о том, когда остров перешел во владения афинян. Между тем он имеет большое значение для правильного понимания многих аспектов внутренней истории Мегар и Афин. [57]

Как показано в настоящей работе, обострение афино-мегарских отношений относится к периоду, предшествующему установлению тирании Феагена, т.е. предположительно к середине VII в. до н.э. Новый этап борьбы за Саламин связан с деятельностью Солона. Наиболее полный рассказ о борьбе за Саламин содержится у Плутарха (Plut. Sol., 8-12); дополнением к нему являются данные, сообщаемые Аристотелем, Демосфеном, Страбоном, Энеем Тактиком, Полиэном, Юстином, Павсанием и Диогеном Лаэртским. Дошедшая до нас традиция об этом событии, в основном поздняя, содержит довольно значительную хронологическую путаницу. Солон иногда выступает вместе с Писистратом; некоторые авторы говорят только о Писистрате, приписывая ему то, что другие относят к Солону. Принимая во внимание всю совокупность данных, сообщаемых источниками об афино-мегарской борьбе за Саламин, автор считает наиболее приемлемой следующую последовательность событий. В конце VII в. до н.э., после некоторого перерыва в военных действиях, Солон возобновил борьбу за Саламин. Около 605-600 гг. до н.э., т.е. за несколько лет до архонства Солона (594 г. до н.э.), остров был завоеван Афинянами, но положение оставалось непрочным вследствие постоянных попыток мегарян вернуть остров. Состоявшееся затем решение спартанцев, официально признавших Саламин владением афинян, на некоторое время стабилизировало ситуацию. Однако после отъезда Солона из Афин, в период начавшейся смуты, остров снова был захвачен мегарянами. Последний этап борьбы за Салами связан с именем Писистрата, который около 565 г. до н.э. нанес мегарянам окончательное поражение, захватив не только остров, но и мегарскую гавань Нисею. Лишь после победы Писистрата афиняне смогли фактически закрепиться на острове.

В четвертом параграфе исследуется период социальных смут конца VII - первой половины VI в. до н.э. После изгнания Феагена в Мегарах на некоторое время установилось умеренное правление (Plut. Quest, Gr., 18). Вероятно, правы те исследователи, которые считаю, что состав нового умеренного правительства Мегар был аристократическим. [58] В годы правления аристократии произошло резкое обострение социальных конфликтов, обозначившихся уже около середины VII в. до н.э. После правления умеренного правительства в Мегарах начинается длительная полоса социальных смут, которую Плутарх называет периодом "неограниченной свободы" и "необузданной демократии" (Plut. Quest, Gr., 18; 59). Говоря о данном периоде мегарской истории следует иметь в виду, что источники не дают нам объективной и взвешенной оценки происходивших событий. Эксцессы, о которых сообщают древние авторы (бесчинства городской бедноты, всевластие демагогов, притеснения, которым подвергались зажиточные граждане), связаны, по-видимому, с тем, что давно уже назревшие вопросы общественного переустройства не были решены последовательно, путем реформ, как это произошло в соседней Аттике.

Основную информацию о событиях и процессах протекавших в Мегарах в конце VII - VI вв. до н.э., дают Плутарх и Аристотель. Сведения, которые дает для своей эпохи мегарский поэт Феогнид, а также обстоятельства жизни поэта, в целом достаточно хорошо соответствуют периоду необузданной демократии и последовавшей затем олигархической реакции. Падение мегарской демократии Р. Легон датирует 80-ми годами VI в. до н.э., [59] что едва ли приемлемо. Более обоснованной представляется дата, которую предлагает Т. Хатсон-Вильямс - 60-е годы VI в. до н.э. [60]

Можно полагать, что десятилетия "необузданной демократии" не прошли бесследно для города. Произошедшие в это время значительные социальные сдвиги (завершение формирования слоя "новой знати", отличной от старой родовой аристократии; расширение прав прежде обездоленного сельского населения, и, наконец, перераспределение собственности вследствие конфискаций имущества изгнанных противников режима) должны были наложить определенный отпечаток на дальнейшее развитие мегарского полиса. Вместе с тем следует отметить, что необходимые и прогрессивные общественные процессы приняли в Мегарах разрушительный характер социального взрыва, что не могло не иметь негативных последствий для экономики, а также для стабильного политического развития государства. В этом заключается, видимо, одна из причин постепенного упадка Мегар к концу архаического периода.

В заключении подводятся итоги исследования и определяются основные факторы, оказавшие воздействие на формирование Мегарского государства и обусловившие специфику его социально-политического развития. К числу основополагающих автор относит два фактора - этнический и территориальный. Особенность этнической ситуации в Мегариде заключалась в том, что эта область позднее других была заселена дорийцами. При этом она оказалась единственной из подвергшихся доризации территорий, где до прихода дорийцев компактно проживали ионийцы. Ассимиляция ионийского населения, по-видимому, привнесла в дорийское общество Мегариды некие специфические качества, свойственные ионийцам. Переплетение ионийского и дорийского начал должно было привести к известному ослаблению традиционных дорийских учреждений. Возможно, не случайно в Мегарах отсутствуют следы таких институтов, как сисситии и возрастные классы - для сохранения этих архаичных элементов дорийского космоса здесь, очевидно, не было необходимых условий. Традиция не сохранила также определенных данных о наличии в Мегарах государственной собственности на землю и прикрепленных к ней рабов. Свойственная дорийцам милитаризация общественной жизни, наиболее ярко проявившаяся в Спарте, в Мегарах сказалась, пожалуй, только в сохранении так называемых "сотен", но и они, вероятно, довольно рано трансформировались из воинских подразделений, являвшихся одновременно подразделениями гражданского коллектива, в единицы территориально-административного деления государства, совпадающие с комам.

Дорийцы, поселившиеся в Мегариде, попали в условия, существенно отличавшиеся от тех, в которых оказались дорийские завоеватели Лаконики или Арголиды. В условиях Мегариды, где земледелие не могло быть основным видом деятельности, значительная часть населения должна была искать для себя другие источники существования. Вследствие этого процесс экономического и социальной эволюции протекал здесь быстрее, чем во многих других областях Греции. Раннее развитие мореплавания, торговли, ремесла, активное участие Мегар в колонизации должны были в значительной степени компенсировать отсутствие условий для земледелия. Вместе с тем следует признать, что для мегарян, как и для граждан других полисов, земельный надел всегда являлся не только экономической категорией, но и социально значимым фактором. Если стремление обладать землей не могло быть реализовано на родине, оно могло быть осуществлено в колонии, где каждый колонист получал земельный надел и связанные с ним права гражданина нового полиса.

В истории архаических Мегар колонизация играла весьма значительную роль. Будучи, с одной стороны, порождением экономических и социальных процессов, протекавших в это время в Мегариде, колонизация, с другой стороны, была важнейшим катализатором ускоренного развития новых отраслей экономики. Как показывает рассмотренный в работе мегарский материал, причины основания колоний варьировались в зависимости от ситуации, которая складывалась в метрополии в тот или иной период ее истории. Насколько изменчива была внутренняя обстановка в полисе (имеется в виду усиление или, наоборот, ослабление влияния кругов, связанных с морской торговлей, ускорение или замедление процессов обезземеливания сельского населения, изменения в сфере ремесленного производства) настолько различны были и внутренние импульсы, побуждавшие метрополию к выведению колоний.

К концу VI в. до н.э. Мегары постепенно утратили прежние позиции среди городов Греции. Причиной постепенного упадка Мегар явилась, по-видимому, дестабилизация экономики, вызванная сначала бурными событиями первой половины VI в. до н.э., а затем установление персидского контроля над черноморскими проливами. После скифского похода Дария I в конце VI в. до н.э. прервалась связь Мегар с Византием и Калхедоном, оказавшимися в руках персов (такая же участь постигла, вероятно, Астак и Селимбрию). Это подорвало морскую торговлю Мегар, опиравшуюся прежде всего на связи с собственными колониями. Окончание эпохи великой колонизации оказалось вместе с тем и концом самого блестящего периода в истории города.

Основные положения диссертации отраженные в следующих публикациях:

1. Из истории архаической Греции: Мегары и мегарские колонии. СПб., 1999. 302 с. (19,18 п.л.).

2. Роль Дельфийского оракула в колонизационной деятельности Мегар // Античная гражданская община. Проблемы социального развития и идеологии. Ленинград, 1986. С. 4-31 (1,6 п.л.).

3. Этапы мегарской колонизации // Доватуровские чтения - V. Тезисы докладов. Ленинград, 1987. С. 11-12 (0,1 п.л.).

4. К оценке традиции об основании Астака // город и государство в античном мире. Проблемы исторического развития. Ленинград, 1987. С. 34-44 (0,6).

5. Херсонес Таврический в V - I вв. до н.э. Ленинград, 1988. 84 с. (5 п.л.).

6. Дельфы и колонизация (из истории вопроса) // Античное общество и государство. Проблемы социально-политической истории. Ленинград, 1988. С. 29-41 (0,7 п.л.).

7. Царь и полемарх в ранних Мегарах (предание о Скироне) // Государство, политика и идеология в античном мире. Ленинград, 1990. С. 13-23 (0,5 п.л.).

8. Древняя Мегарида: территория и население // Античный полис. Проблемы социально-политической организации и идеология античного общества. СПб., 1995. С. 74-89 (1 п.л.)

9. Мегарские эсимнеты // Античное общество. Проблемы истории и культуры. Тезисы докладов научной конференции. СПб., 1995. С. 12-15 (0,1 п.л.).

10. Тирания Феагена Мегарского // Античное общество. Проблемы истории и культуры - II. Тезисы докладов научной конференции. СПб., 1996. С. 11-12 (0,1 п.л.).

11. Мегарида и Беотия: к проблеме ранних контактов // Античное общество. Проблемы политической истории. СПб., 1997. С. 20-27 (0,5 п.л.).

12. Античная традиция об основании Византия // Жебелевские чтения - I. Тезисы докладов научной конференции. СПб., 1998. С. 12-15 (0,1 п.л.).

13. Основание Астака и киммерийское вторжение в малую Азию // Проблемы археологии. Вып. 4. История и культура древних и средневековых обществ. СПб., 1998. С. 127-132 (0,5 п.л.).

14. Афино-мегарские отношения в VII-VI вв. до н.э. // Античный мир. Проблемы истории и культуры. Сборник научных статей к 65-летию со дня рождения проф. Э.Д. Фролова. СПб., 1998. С. 43-56 (0,9 п.л.).

15. Социальные смуты в Мегарах в конце VII - первой половине VI в. до н.э. // Античное общество. Проблемы истории и культуры - III. Тезисы докладов научной конференции. СПб., 1999. С. 3-5 (0,1 п.л.).

16. Мегары в общегреческом колонизационном потоке // Жебелевские чтения - II. Тезисы докладов научной конференции. СПб., 1999. С. 35-37 (0,1 п.л.).

[1] ПРИМЕЧАНИЯ

[1] О становлении греческого полиса см., напр.: Андреев Ю.В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Л., 1976; Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Л., 1988; Starr Ch.G. The early greek city-state // PP. Fasc. 53. 1957. P. 97-108; Forrest W.G. The emergence of greek democracy. London; New York, 1966; Hammond M. The city in the ancient world. Cambridge (Mass.), 1972; Sealey R. A history of a greek city-states. 700-338 B.C. Berkeley, 1976.

[2] Reinganum H. Das alte Megaris. Berlin, 1825; Girard J. De Megarensium ingenio. Paris, 1854; Vogt G. De rebus Megarensium usque ad bella Persica. Marburg, 1857.

[3] Casson S. The topography of Megara // BSA. Vol. XIX. 1912/13. P. 70 ff.; Bolte F. , Weicker G. Nisaia und Minoa // Athen. Mitt. Bd. XXIX. 1904. S. 79 f.; Laird A.G. Nisaea and Minoa// CPh. Vol. XXIX. 1934. Р. 89 ff.

[4] Holle J. Megara im mythischen Zeitalter // Programm des Gymnasiums zu Rechlinghausen. 1880/81. S. 3 ff.; Mayer M. Megarische Sagen // Hermes. Bd. XXVII. 1892. S. 481 ff.; Seeliger K. Alkathoos und die megarische Konigsliste // Festschrift fUr J. Overbeck. Leipzig, 1893. S. 27 ff.; Pfister F. Die mythische Konigsliste von Megara und ihr Verhaltnis zum Kult und zur topographischen Bezeichnung. Naumburg, 1907.

[5] Thamm M. De re publica ac magistratibus Megarensium. Halle, 1885; Cauer F. Parteien und Politiker in Megara und Athen. Stuttgart, 1890; Hudson-Williams T. Theognis, Theagenes and Megara //JHS. Vol. XXIII. 1903. P. 1 ff.; Trever A.A. The intimate relation between economic and political conditions in history, as illustrated in ancient Megara // CPh. Vol. XX. 1925. P. 115 f.

[6] Highbarger E.L. The history and civilization of ancient Megara. Baltimore, 1927.

[7] Meyer E. Megara // RE. Bd. XV. Hbbd. 29. 1931. Sp. 152-205.

[8] Hanell K. Megarische Studien. Lund, 1934.

[9] Legon R.P. Megara. The political history of a greek city- state to 336 B.C. Ithaca; London, 1981.

[10] См., напр.: Cauer F. Studien zu Theognis // Philologus. 1890. Bd. 49. S 662 ff.; 1891. Bd. 50. S 529 ff.; Lucas J. Studia Theognidea. Berolini, 1893; Heineraann J. Theognidea // Hermes. Bd. XXXIV. 1899. S 590 ff.; Harrison E. Studies in Theognis together with a text of the poems. Cambridge, 1902; Hudson-Williams T. 1) Theognis and his poems // JHS. Vol. XXIII. 1903; 2) The elegias of Theognis. London, 1910; Highbarger E.L. Literary imitation of the Theognidea // AJPh. Vol. 50. 1929. P. 341 ff.; Aly W. Theognis // RE. Bd. V. 2-te Reihe. 1934. Sp. 1972 ff.; Alien T.W. Theognis // Proceedings of the British Academy. Vol. XX. 1934. P. 75 ff.; Groningen B.A. Van. Theognis: le premier livre edite avec un commentaire. Amsterdam, 1966.

[11] Доватур А.И. 1) Феогнид Мегарский // ВДИ. 1970. № 2. С. 41 и сл.; 2) Феогнид и Мегары // ВДИ. 1971. № 3. С. 38 и сл.; 3) Аргирида (Феогнид, 1211-1216) // Античность и современность. М., 1972. С. 223 и сл. ; 4) Theognis von Megara und sein soziales Ideal // Klio. Bd. 54. 1972. S. 77 ff.; 5) Феогнид и его время. Л., 1989.

[12] Скржинская М.В. Тема тирании в поэзии Феогнида // ВДИ. 1971. № 4. С. 150 и сл.

[13] Латышев В.В. Календарь Мегар и их колоний // ЖМНП. 1882. Июнь. С. 245 и сл.

[14] Латышев В.В. Эпиграфические данные о государственном устройстве Херсонесд Таврического // ЖМНП. 1884. Июнь. С. 48 и сл.

[15] Ботвинник М.И. Из древнейшей истории Мегар // Учен. зап. Ленингр. ун-та. № 251. Сер. истор. наук. Вып. 28. 1958. С. 21 и сл.

[16] Новикова Т.ф. Раннегреческая тирания на Коринфском перешейке // ВДИ. 1965. № 4. С. 112 и сл.

[17] О происхождении названия города см.: Highbarger E.L. The history and civilization of ancient Megara. Baltimore, 1927. P. 88-94; Meyer E. Megara (2) // RE. Bd. XV. Hbbd. 29. 1931. Sp. 154-155.

[18] Ботвинник М.Н. Из древнейшей истории Мегар // Учен. зап. Ленингр. ун-та. (С 251. Сер. истор. наук. Вып. 28. 1958. С. 39 и сл.; Meyer E. Megara (2). Sp. 182.; Hanell К. Megarische Studien. Lund, 1934. S. 69 ff.

[19] Highbarger E.I,. The history and civilization ... P. 66 ff.

[20] Seeliger K. Alkathoos und megarische Konigsliste // Festschrift fur Overbeck. Leipzig, 1893. S. 27 ff.

[21] Busolt G. Griechische Geschichte bis zur Schlacht bei Chaeronea. 2 Auf1. Bd. I. Gotha, 1893. S. 220 f.; Beloch J. Griechische Geschichte. 2 Aufl. Bd. I. Berlin, 1924. S. 142; Meyer E. Megara. Sp. 181.

[22] Ботвинник М.Н. Из древнейшей истории Мегар. С. 35 и сл.; Hanell К. Megarische Studien. S. 23.

[23] Page D.L. History and Homeric Iliad. Berkley; Los Angeles, 1959. P. 157, n. 10; Hope Simpson R. , Lazenby J. The catalogue of the ships in Homer's Iliad. Oxford, 1970. P. 32; Kirk G.S. The Iliad: a commentary. Vol. I. Cambridge, 1985. P. 194.

[24] Латышев В.В. Очерк греческих древностей. 3-е изд. ч. I. СПб.. 1В97. С. 59; Gilbert G. Handbuch der griechischen Staatsalterturner. Bd. II. Leipzig, 1885. S. 317; Toepffer J. Ai-symneten (I) // RE. Bd. I. 1894. Sp. 1068-1092; Busolt G. Griechische Staatskunde. Bd. 1. MOnchen, 1920. S. 372 Ef., 447; Berve H. Die Tyrannis bei den Griechen. Bd. I-II. MUnchen, 1967; Manzmann A. Aisymneten // Lexikon der Antike. IV. Gegchichte. Bd. I. MUnchen, 1971. S. 93; Luria S. Kureten, Molpen, Aisymneten // AAAH. T. XI, fasc. 1-2. Budapest, 1963.S. 32-36; Hanell K. Megarische Studien. S. 147 ff.

[25] Фролов Э.Д. 1) Эсимнетия - выборная тирания // Проблемы античного источниковедения. М., Л., 1986. С. 141 и ел.; 2) Рождение греческого полиса. С. 121 и сл.; Glotz G. La cite Grecque. Paris, 1928.- Ehrenberg V. Der Stadt der Griechen. T. I. Leipzig, 1957; Jeffery L. Archaic Greece. The city-states с. 7ОО-500 B.C. London, 1976.

[26] Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. С. 124 и сл.

[27] См., напр.: Мандес М.И. Традиция Лелантской войны // Haristeria: Сборник статей по филологии и лингвистике в честь Ф.Е. Корша. М., 1896. С.231 и сл.; Burn A.R. The so-called "trade-leagues" in early greek history and the Lelantine war // JHS. Vol. XLIX. 1929. P. 14 ff.; Will Ed. Korinthiaka. Paris, 1955. P. 401; Boardman J. Early Euboean pottery and history // BSA. Vol. 52. 1957. P.21; Donlan W. Archilochus, Strabo and the Lelantine war // ТАРА. 1970. Vol. 101. P. 131 ff.; Jeffery L.H. Archaic Greece. P. 64 ff.; Tausend K. Der Lelanti-nische Krieg-ein Mythos? // Klio. 1987. № 2. S. 499 ff.

[28] Dunbabin T.J. The western greeks. Oxford, 1948- p- 1-47; Vallet G. Rhegion et Lancle. Histoire, commerc6 et civilisation des cites chalcidiennes du detroit de Messine- Paris" 1958. P. 59-90; Berard J. 1) La colonisation grecque de 1'Italie meridi-onale et de la Sicile dans 1'antiquite. 2nd ec- Paris, 1957. P. 37-136; 2) L'expansion et la colonisation grecques jusqu'aux guerres mediques. Paris, 1960. P. 69 ff.; Boardman J. The greeks overseas. 2nd ed. Harmondsworth, 1973. p- 171 ff.

[29] Coldstream J.N. Geometric Greece. London, 1977. P. 237, 242.

[30] Adamesteanu D. Sicilia // Enciclopedia 'dell'arte antica, classica e orientale. T. VII. 1966. P. 289.

[31] Dunbabin T.J. The western greeks. P. 18 ff., 435 ff.; Boardman J. The greeks overseas. P. 171 ff.; Coldstream J.N. Geometric Greece. P. 235.

[32] Raul-Rochette D. Histoire critique de 1'etablissement des colonies grecques. T. III. Paris, 1815. P. 213, 215.

[33] Соколов Ф.Ф. Критические исследования, относящиеся к древнейшему периоду истории Сицилии. СПб., 1865. С. 180-183.

[34] Vallet G., Villard F. Les dates de fondation de Megara Hyblaea et de Syracuse // BCH. T. 76. № 2. 1952. P. 283 ff.

[35] Яйленко В.П. Архаическая Греция и Ближний Восток. М., 1990. С. 73-79; 229-231.

[36] Vallet G., Villard F. Megara Hyblaea. Т. I. Le quartier de 1'agora archaique. Paris, 1964.

[37] Ruge W. Astakos (2) // RE. Bd. II. 1895/ Sp. 1774; Berard J. L'expansion. .. P. 96.

[38] Toepffer J. Astakos // Hermes. Bd. XXXI. 1896. S. 124-136; Hanell K. megarische Studien. S. 120, 122; Boardman J. The greeks overseas. P. 236; Graham A.J. Patterns in early greek colonization // JHS. Vol. 91. 1971. P. 37 f.

[39] Ср.: Ruge W. Kalchedon (1) // RE. Bd. X. Hbbd. 20. 1919. Sp. 1555.

[40] Berard J. L'expansion... P. 91; Boardman J. The greeks overseas. P. 236. Ср., однако: Roebuck С. Jonian trade and colonization. New York, 1959. P.114.

[41] Блаватская Т.В. Западнопонтийские города в VII-I вв. до н.э. М., 1952. С. 21; Данов Хр.М. Западният бряг на Черно море в древността. София, 1947. С. 39; Oberhummer. Sely(m)bria // RE. Zweite Reihe. Bd. II. 1923. Sp. 1325.

[42] Roebuck C. Jonian trade... P. 114; Berard J. L'expansion... P. 97; Boardman J. The greeks overseas. P. 236.

[43] Miller J. Byzantion (1) // RE. Bd. III. 1899. Sp. 1128; Merle H. Die Geschichte der Sta'dte Byzantion und Kalchedon, von ihrer Griindung bis zum Eingreifen der Romer in die Verhaltnisse des Ostens. Kiel, 1916. S. 6; Hanell K. Megarische Studien. S.125.

[44] Невская В.П. Византии в классическую и эллинистическую эпохи. М., 1953. С. 6; Miller J. Byzantion (1) // RE. Bd. III. 1899. Sp. 1128; Hanell K. Megarische Studien. S. 126.

[45] Нейхардт А.А. Рабство в греческих городах южного побережья Понта // Рабство на периферии античного мира. Л., 1968. С. 136, 145; Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Л., 1968. С. 200 и ел.; Сапрыкин С.Ю. Гераклея Понтийская и Херсонес Таврический. М., 1986. С. 18; Burstein S.M. Outpost of Hellenism. The emergence of Heraclea on the Black sea (University of California publications: Classical studies. Vol. 14). Berkeley; Los Angeles; London, 1976. P. 4 f.

[46] О происхождении мариандинов см.: Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. С. 209; Burstain S.M. Outpost of hellenism. P. 6 ff.

[47] Блаватская Т.В. Западнопонтийские города... С.32; Данг,в Хр.М. Эападният бряг...С. 115; Lenk Mesambria (1) // RE. 3d. XX. Hbbd. 19. 1931. Sp. 1072 f.;' Hanell K. Megarische Studien. S. 128

[48] Ognenova L. Les fouilles de Mesambria // BCH. T. 84. № I. 1960. p. 231.

[49] Forrest W.G. Colonization and the rise of Delphi // Histo-ria. Bd. VI. H. 2. 1957. P. 172 f.

[50] Payne H. [а. о.) Perachora. The sanctuaries of Hera Akraia and Liraenia. Vol. I-II. Oxford, 1940-1962.

[51] Hammond N.G.I.. The Heraeum et Perachora and Corinthian encroachment // BSA. Vol. 49. 1954. P. 98 f.; Coldstream J.N. Greek geometric pottery. London, 1968. P. 353; Roebuck C. Some aspects of urbanization in Corinth // Hesperia. Vol. 41. 1972. P. 108 f.

[52] Will Ed. Korinthiaka. Recherches sur1'histoire et la civilisation de Corinthe des origines aux guerres mediques. Paris, 1955. P. 36; Salmon J.B. The Heraeum of Perachora and the early history of Corinth and Megara // BSA. Vol. 67. 1972. f. 159 ff.

[53] Schachermeyr F. Theagenes (2) // RE. 2-te Reihe. Bd. V. Hbbd. X. 1934. Sp. 1341-1345.

[54] Oost S.J. The Megara of Theagenes and Theognis // CPh. Vol. 68. 1973. P. 186 ff.

[55] Новикова Т.Ф. Раннегреческая тирания на Коринфском перешейке // ВДИ. 1965. № 4. С. 112-126.

[56] Schachermeyr F. Theagenes. Sp. 1342.

[57] О борьбе за Саламин см., напр.: Ленцман Я.А. Достоверность античной традиции о Солоне // Древний мир: сб. статей в честь В.В. Струве. М., 1962. С. 579 и сл.; Касаткина Н.А. Ранние военно-земледельческие поселения афинян (VI в. до н.э.) // Страны Средиземноморья в античную и средневековую эпохи. Горький, 1985. С. 4 и ел.; Busolt G. Griechische Geschichte. Bd. II. 2 Aufl. S. 213-223; Linforth J. Solon the Athenian. Berkeley, 1919; French A. Solon and the megarian question // JHS. Vol. 77. Part 2. 1957. P. 238 ff.

[58] Меуег Е. Megara. Sp. 184; Cost S.J. The Megara of Thea-genes... P.191.

[59] Legon R.P. Megara. The political history of a Greek city-state to 336 ВС. London, 1981. P. 134.

[60] Hudson-Williams T. Theognis and his poems. I Theognis, Theagenes and Megara // JHS. Vol. XXIII. 1903. P. 14.

ПЕРЕЙТИ К ТЕКСТУ МОНОГРАФИИ